Смертельный огонь - [34]

— Вулкан жив, — ответил Нумеон и направился к похоронному караулу примарха.

Встав у края посадочной площадки, Тиэль смотрел, как улетают Саламандры. Когда три штурмовика стали медленно подниматься к верхним слоям атмосферы, за которыми их ждала «Харибда», в голове вновь прозвучали последние слова Нумеона.

«Вулкан жив».

— Да, жив, — прошептал Тиэль. — В тебе.

Глава 19 Серый

Сначала пришла темнота, а за ней — медленное, но неуклонно растущее понимание, что он не мертв. С ним явилась полная потеря ориентации и желание избавиться от всего, что было в желудке. Он так и поступил, залив угол комнаты желчью.

Затем он откинулся назад, тяжело дыша, с тревогой осознал, что касается металла, и напряг память.

Даже собственное имя ускользало от него, а приступ клаустрофобии душил любые попытки вспомнить. Вдруг впав в панику, он заметался по крохотной камере. Она была низкой, и он несколько раз ударился головой, исследуя границы своего маленького металлического мира. Удары кулаками по стенам тоже ни к чему не привели.

Он ничего не помнил. Абсолютно ничего.

Он сел на пол и попытался вытянуть перед собой ноги, но они во что-то уперлись. Он слегка подтолкнул препятствие ногой. Оно оказалось тяжелым, но поддалось.

Это было тело. Он был не один. Рефлекс заставил потянуться к оружию, но оно отсутствовало. Тогда он сжал кулаки.

— Кто ты?

Он опять запаниковал, не узнав хриплый голос, сорвавшийся с собственных губ. Провел дрожащей рукой по лицу, но черты тоже были незнакомы.

— Кто ты? — повторил он, с силой пнув тело, чтобы добиться ответа.

Ничего. Ни звука, ни движения.

— Мертв?

Он понял, что говорит вслух, только когда услышал ответ эха.

Он с трудом поднялся на четвереньки и прополз до тела. Глаза уже привыкли к темноте, так что ему удалось различить очертания трупа, с которым делил камеру. Труп был в броне, судя по силуэту и четкости линий. Он осторожно постучал по нему пальцем, и в ответ раздался звук нерушимого металла.

Керамит. Адамантий.

Слова без спроса вспыхнули в сознании, но он знал, что они имеют прямое отношение к броне воина.

Легионерские доспехи.

Да, это он тоже вспомнил, как и то, что на нем такие же.

Его словно закрыли от света тончайшей завесой, но сквозь нее постепенно пробивалось все больше лучей, и он начал собирать разбитый разум по кусочкам.

— Свет.

По его приказу вспыхнул магниево-яркий луч. Он исходил из фонаря, встроенного в доспехи, и освещал камеру, больше похожую на какой-то грузовой контейнер. На дальней стене был люк. Свет также позволил в подробностях разглядеть второго обитателя камеры.

Трансчеловек. Мужчина.

— Легионер… — произнес он, постепенно привыкая к собственному голосу. — Или нет?

Мертвый воин был облачен в серые доспехи со шлемом. Никаких символов. Никаких знаков различия.

Только один опознавательный знак, такой неяркий, что он едва его не пропустил — стилизованный глаз, вписанный в старинную букву йоту.

Знак был выгравирован на серой броне. Небольшой, незаметный. Незнакомый.

— Кто ты?

Как и следовало ожидать, мертвый воин не ответил.

— Это я сделал?

На его латных перчатках не было крови.

— Мы союзники? Пленники?

Обыскав тело, он нашел оружие.

«Болт-пистолет», — сообщил ему медленно прояснявшийся разум.

Помимо болт-пистолета у воина обнаружился тактический пояс с боевым ножом, которые он тоже забрал.

— Что-то пошло не так…

На задней части шеи мертвого воина алела кровь. Небольшая капля. Он чувствовал ее запах, этот влажный металлический запах, который был пугающе знаком. Тонкий как игла клинок укатился к стене контейнера, где теперь и лежал, ненужный и почти не заметный.

В памяти всплыла сцена борьбы. Недолгой. И команды, брошенной с последним выдохом.

«Спать».

Даже от этого смутного воспоминания клонило в сон.

В сознании начала проступать другая команда. Достав пистолет и направив его на стену контейнера, он произнес:

— Выход.

Люк открылся с резким лязгом отодвигающегося засова. Он распахнул его ногой, продолжая целиться в направлении, где могли ждать враги.

Снаружи оказался захламленный отсек. Было темно, а воздухе стоял гул от расположенных неподалеку двигателей.

Небольшой грузовой корабль.

Покинув контейнер, он огляделся и нашел выход — короткую лестницу, ведущую к площадке, которая заканчивалась овальной дверью.

Свобода.

Он уже хотел уходить, когда вдруг остановился и посмотрел вниз. Его броня была жертвенно-красной, как кровь. Пластины покрывала клинопись.

Колхидский.

— Я — Бартуса Нарек, — произнес он, и память вернулась, вызвав широкую улыбку на угрюмом лице. В ней оставались пробелы. Он не помнил ничего, что следовало за последним допросом Тита Прейтона. Ни этот корабль. Ни побег из Восточной цитадели. И тем более ни мертвого легионера, с которым делил камеру.

Сам не понимая зачем, Нарек вернулся в контейнер и поменялся с трупом броней. Она на удивление хорошо ему подошла.

— Запереть, — сказал он, и контейнер закрылся.

Труп и снятые доспехи остались внутри. Уверенный, что никому на борту этого корабля не вскрыть люк — во всяком случае быстро, без хороших режущих инструментов, — он направился к выходу.

Многое оставалось неизвестным, в памяти зияли огромные провалы. Но почему-то Нарек твердо, на уровне подсознания помнил, что у него есть миссия. Он только не знал, в чем она заключается.