Смертельный конкур - [25]

Из-за этой неожиданной проблемы на конюшню я явилась практически ровно в десять, а не раньше, как обычно. Хорошо еще, что не опоздала – а то получила б от Жанны нагоняй. Думаю, строгий инструктор быстра на расправу, и нарушения своего распорядка не потерпит.

Однако, вопреки моим ожиданиям, Жанна, завидев меня в проходе, не велела переодеваться и выходить на круг. Она проигнорировала мое появление – я увидела, что тренер на повышенных тонах разговаривает с Алексеем.

– Как вообще такое могло произойти? – кричала она на молодого конюха. – Вам за что вообще платят? Да за такое уволить вас нужно!

Провинившийся в чем-то парень стоял с опущенной головой и даже не пытался оправдываться. Позади Жанны я заметила девчонку – ту, которую видела в первый день своего пребывания на ипподроме. Светловолосая, с длинным кудрявым хвостом и большими голубыми глазами, вроде она чистила высокого черного (или вороного, как у них это правильно называется?) коня. Сейчас девочка выглядела растерянной и расстроенной. Она переводила взгляд с тренера на конюха, временами открывала рот, точно хотела что-то сказать, но так и не произносила ни слова.

– Когда обещал приехать ветеринар? – гневно спросила инструктор Алексея. Тот посмотрел на часы.

– Минут через десять-пятнадцать должен быть, – тихо проговорил молодой конюх. – Я звонил ему…

– По вашей халатности конь выйдет из строя как минимум на неделю! – неистовствовала Жанна. – И это – в лучшем случае! Вы понимаете, что у лошадей желудок – самое уязвимое место, при отравлении невозможно, как людям, сделать промывание! Мы с вами не в Арабских Эмиратах, где лошади столетиями приучены к пшенице! Вы бы еще верблюжьей колючкой накормили его. Да что колючка, желудями, как свинью накормите, с вас станется!

– Неаполь теперь умрет? – тихо, со слезами в голосе проговорила стоящая позади блондинка. – На ком же я буду выступать?..

Жанна резко обернулась и смерила девчонку суровым взглядом.

– Сегодня возьмешь Таволгу, – уже не так сердито сказала инструктор. – Лошадей изредка полезно менять.

– Но я не смогу на ней участвовать в конкуре! – чуть ли не заплакала та. – Дайте мне хотя бы Регину, Таволга плохо прыгает!

– На Регине – Лена, – отрезала Жанна. – Давидова, без разговоров – бери Таволгу, чисти и седлай. И чтоб через десять минут была на манеже! Ясно?

Светловолосая понуро опустила голову и побрела к деннику, где меланхолично уплетала сено совершенно спокойная серая лошадка. Похоже, сегодня на ней я точно заниматься не буду, а жаль, уже привыкла к этому «плюшевому мишке»…

Алексей хотел было подойти к Жанне и что-то сказать, но, заметив меня, осекся и остановился. Тренер посмотрела на молодого конюха уже не так разгневанно и, как мне показалось, даже немного виновато.

– Идите, раздайте лошадям воду, – совершенно не таким суровым голосом велела она Алексею. Тот с готовностью схватил пустое ведро и направился к крану.

Я по-прежнему бестолково топталась рядом с выходом, не зная, что мне делать: напомнить Жанне о своем присутствии, при этом рискуя вызвать новую вспышку гнева строгого инструктора, или отойти в сторонку и, когда улягутся страсти, расспросить молодого конюха о происшедшем. Однако тренер первая увидела меня и мимоходом бросила:

– Если есть время, подождите, пока Таволга освободится, или перенесем занятие на другой день. Только имейте в виду, у Татьяны программа, тренировка будет длиться несколько часов.

– Тогда я подожду, – согласилась я, не собираясь упускать возможность находиться на конюшне по уважительной причине. Пока Марины нет, допрошу конюха, а потом выйду на манеж выполнять свои прямые обязанности телохранителя.

– Хорошо, – кивнула Жанна. – Только не мешайте другим заниматься.

Я заверила ее, что буду тише воды, ниже травы, и направилась в сторону быташки – дождаться, пока и тренер, и светловолосая Татьяна уйдут на манеж.

– Привет, – робко поздоровалась я с Алексеем, который с видом побитой собаки разносил ведра воды по денникам. – За что на тебя Жанна Константиновна наорала-то?

Я опасалась, что молодой конюх не захочет мне ничего отвечать или выместит на первом попавшемся человеке свое дурное настроение, но Алексей, к счастью, был совсем не злобным и не имел обыкновения срываться на окружающих. Он не только не нагрубил мне, но даже выдавил из себя жалкую улыбку.

– Это я виноват, – пояснил он. – Утром лошадям нужно давать кашу. Мы это так называем – сухой овес заливается прохладной водой, настаивается, и этим надо кормить животных. У каждой лошади около денника стоит большой пакет с овсом, его и нужно насыпать в корыто. Не знаю, как так вышло, но рядом с денником Неаполя кто-то, похоже, по ошибке, оставил пакет с пшеницей, из которой готовят кашу собакам, а пшеница и овес, они в тени навеса на вид практически одинаковые. А пшеницу нашим лошадям нельзя. Пшеница вызывает брожение, клейковина, которая выделяется из зерна, обволакивает желудок лошади, затрудняя пищеварение, кормление пшеницей приводит к коликам. Мне надо было внимательнее посмотреть, а я, дурак, насыпал, что было, ну и… Все выяснилось, когда Неаполь стал бить по деннику копытом, попытался лечь, в общем, всеми способами показывал, что ему плохо. Жанна как раз приехала, увидела это, ну и стала меня спрашивать, что случилось. Тогда я догадался, что, вероятно, после кормежки с лошадью беда приключилась. Что толку объяснять, если пакеты не подписаны, то сразу непонятно, где чей корм…