Смертельные связи: Возвышение Бестера - [20]

Он никогда не смог бы объяснить это нормалу. Он едва мог объяснить это самому себе. Он ощущал индивидуальный росчерк каждого, но было и нечто большее, переплетение мыслей и чувств, что они издавали вместе, до невозможности запутанное и знакомое. Как мантры-дразнилки, которые они творили в детстве, но бесконечно более сложное, более действенное и одновременно более естественное. Они были разными, каждый из них, но они были также из тех, кто созданы едиными.

И среди всех этих сплетающихся нитей, в тонкой игре слов и образов, среди разделенных тайн и эмоций не было ни единой прорехи. Они были полным, законченным, живым организмом. Здесь не было ни места, ни нужды в Альфреде Бестере.

"К этому всегда и шло", подумал он. "Я, поодаль, во мраке. Иногда я могу заглянуть в окошко, увидеть людей в любви, увидеть людей с друзьями. Но я всегда в стороне".

Также он понял, что это ничего. Один он станет сильнее. Его преданность Корпусу останется незапятнанной. Как бы он по-настоящему защищал и служил всему человечеству, войди он туда, внутрь? Люби он кого-то, люби кто-то его, это лишь ослабило бы его. Будь он частью их переплетения, их песни – их возможность предать его была бы почти абсолютной.

Но они были прекрасны. Он станет защищать их – Джулию, Миллу – да, даже Бретта. Он станет защищать их всех, весь свой народ. Но, поступая так, он должен быть тем, чем был сегодня. Камнем.

Антуан не смог бы причинить боль камню. Джулия не смогла бы причинить боль камню.

"Я рад, что чувствую так. Я рад, что все кончено".

Но еще один вопрос он должен был задать.

– Ничего себе, должно быть, была прогулка, – сказала Джулия наутро, когда они сворачивали лагерь. – Мы все уснули, а ты еще не вернулся.

– Я просто раздумывал, – ответил ей Эл. Он сделал глубокий вдох. – И удивлялся.

– Чему?

– Тому, почему ты пригласила меня в это путешествие.

– Потому что ты наш друг, Эл. Потому что мы по тебе скучали.

Он помедлил.

– Не думаю, что это правда. Не скажешь ли ты мне правду?

Она избегала его взгляда.

– Я… Эл, мы беспокоились за тебя.

– Почему?

– Твои преподаватели беспокоились за тебя. Они думали, что у тебя совсем нет друзей. И с нами ты не общался…

– Вы не общались со мной, – поправил он.

– Эл, мы тебе всегда были не по душе. Мы так всегда думали. Мы думали, ты будешь счастливее, отдалившись от нас. Но учителя беспокоились, и…

– …и они попросили тебя что-нибудь предпринять со мной? Ты нарочно на меня натолкнулась, да?

Она кивнула.

– Ты сердишься?

– Нет, – это была правда. Он совсем не сердился. – Нет, я благодарен. Я вообще-то переживал отсутствие друзей – у всех они вроде бы есть. Иногда, думаю, приятно иметь того, с кем можно поговорить… – он остановился, вспомнив, как наблюдал за ними накануне вечером, вспомнив также украденное ощущение губ Джулии. – Так или иначе, это меня больше не волнует. С этим кончено. И ты можешь сказать учителям, чтобы не беспокоились.

– Эл…

– Все в порядке, Джулия. Спасибо за приглашение. Я получил урок.

Он больше не разговаривал по дороге с гор вниз, и через некоторое время все тоже перестали к нему обращаться. Когда они достигли станции "Сен-Жервэ", он прервал свое молчание, чтобы предложить купить билеты, если они хотят перекусить в ресторане на углу, а он к ним там присоединится. Они приняли предложение; он знал, что за разговором Джулия передаст им все, что он сказал. Ему было, по сути, все равно.

Очередь была на удивление длинной, но он предположил, что тому виной воскресенье – тут, верно, полно людей, возвращающихся в город.

Окруженный нормалами, он чувствовал себя малость запачканным. Он почти вообразил, что они и пахнут-то иначе, землей. Он поймал взгляд женщины в черной блузке, застегнутой доверху, на его наряд, ее отвращение под маской того, что, минутой раньше, он принял за приятную внешность. Смуглый полный мужчина, который тоже обратил на него внимание, принял непроницаемое выражение. Эл возвратил женщине взгляд, прищурился и слегка улыбнулся, кивая как бы самому себе. Она покраснела и отвернулась. Он не сканировал ее – даже не касался поверхности ее мыслей – но он позволили ей гадать, что за грязный секретик мог он открыть.

Он обнаружил, что это его бодрит.

Он был теперь в очереди третьим, а длинноволосая женщина, купившая билеты, повернулась и заспешила прочь, озабоченная. Его она вовсе не видела, но он уловил неясный порыв – страха!

Он взглянул ей вслед. Он узнал ее, он был уверен, только не мог понять, откуда. Что-то с ее волосами было не так, и с глазами.

Комок в горле, едкий вкус на языке. Это была Лара Бразг. Нелегалка. Беглянка.

Рейд в ОИН. Он представил себе тех, которые сбежали и бросились врассыпную, крысами с тонущего корабля, ища другое место, где спрятаться.

Бразг таки была там и сумела уйти. И теперь она тут, спешит успеть на поезд.

Он не медлил ни минуты. Казалось таким ясным, что он должен делать. Человек перед ним отошел, и он приблизился к окошку кассы.

– Пять до Женевы, пожалуйста, – сказал он и в то же время легонько передал женщине образ Бразг. Она, кажется, не заметила ничего необычного – вероятно, потому, что Бразг была тут совсем недавно – но информация выскочила прямо из поверхностных мыслей кассирши. Париж. Билет Бразг был до Парижа.