Смертельная печаль. Саби-си - [36]
В тот год я заканчивал второй класс. Было начало апреля. В дни школьных каникул отец взял меня с собой на рыбалку. Не помню, почему так получилось, но однозначно – это была не моя инициатива. Ну не мог я поехать на рыбалку зимой, не помню за собой в те годы таких желаний, да еще в дни школьных каникул, когда ребята дома в хоккей гоняют.
Так или иначе, но оказался я вместе с отцом в пос. Талон – на квартире у Седого. Был ли это вечер или раннее утро, в это время года светает еще достаточно поздно, а темнеет рано. Но впечатления мои до сих пор очень остры – холодно, темно и, самое главное, ничего не понятно: куда идем, сколько еще идти и зачем. Отец сказал, что хочет показать мне зимнюю рыбалку. В таком возрасте против воли отца не попрешь. Вот и иду за ним. Сколько мы шли, не помню, но мне показалось, что очень далеко. Пришли, отец сразу начал бурить лунку на реке. Мне же сказал:
– Иди вон к тому дереву, за ним небольшой овраг. В нем с осени поленья напилены мной, про запас, – и махнул рукой в сторону. – Костер разожжем.
Я впотьмах не видел никаких деревьев, но спорить уже не стал и обреченно побрел в темноту. В моей голове блуждала мысль о том, что отец не отправил бы меня в опасное путешествие. Так что, очевидно, бояться мне нечего. Но чем дальше я отходил, тем страшнее мне становилось. Вот я уже не вижу отца, но еще вижу свои следы. Если что, я смогу найти дорогу обратно по ним, успокаивал я себя. И все же зачем он отправил меня одного ночью по пояс в снегу? Ему что, не жаль своего сына? А вдруг я потеряюсь? Вдруг на меня нападет росомаха или волк? И вообще, зачем он меня сюда притащил, чтобы я ему дрова носил? За спиной тем временем уже стояла темнота. Я долго не мог найти никаких деревьев. Оврага тоже явно нигде не было. Тут я споткнулся и кубарем покатился на дно какой-то воронки. Ну вот, наверно это и есть овраг? Снег засыпался мне за шиворот и в валенки, начал таять и сильно меня нервировать. Кроме всего прочего на дне оврага я не мог найти никаких поленьев. Наверное, я все же сбился с пути и попал не в тот овраг, перекопав весь снег, решил я.
Снег на шее таял, мороз крепчал, а дров не было. Тут остатки рассудительности покинули меня и из глаз потекли слезы. Я не рыдал, а выл. Тихо выл от обиды за все происходящее, таким нелепым оно мне казалось. Ну что я здесь делаю? Я ведь не хотел сюда ехать. Это все отец. Потащил меня сюда против моего желания. Теперь еще отправил за этими дровами. Тогда я не мог его понять, вот поэтому и обиделся на него.
Вылезать из воронки пришлось с другой менее крутой стороны. Вернуться совсем без дров я не мог. Раз уж прошел такой путь, то хоть что-нибудь, но принести нужно, решил я. На свое счастье нашел высохшее дерево и обломил несколько веток. Рассудив, что обойду овраг с правой стороны, до тех пор пока не набреду на свои же следы – тронулся в обратный путь, забирая все время чуть влево.
Сколько я в итоге ходил, мне показалось, что несколько часов. Подходя к реке, увидел на берегу горящий костер. Тут самообладание вернулось ко мне, и утерев слезы, я решил предстать перед отцом с невозмутимым видом.
– Вот твои дрова, – бросил к костру несколько сухих веток.
Отец никак не отреагировал. На костре уже закипал чайник. Приглядевшись, я увидел по ту сторону костра небольшую поленицу дров. Значит, за это время отец все сделал без меня. А может, и дрова у него были? Зачем же тогда меня отправлять в неизвестность? Подумал так, но ничего у отца спрашивать не стал. Обижен был на него. Мы еще долго сидели на реке у лунки. Что-то поймали, и, когда вернулись в дом Седого, я уже был таким уставшим, что не помню, как уснул. Засыпая, решил, что завтра ноги моей здесь не будет. Утром я категорично заявил отцу, что никуда с ними не пойду. Пусть он меня отправляет домой.
– Что зимой в лесу холодно, к мамочке в тепло захотелось? – явно иронизируя, спросил он.
Эту обидную иронию я уловил, и вчерашние впечатления от ночной прогулки снова вернулись ко мне. Из глаз потекли слезы. Вот я и высказал отцу все, что не сказал вчера. Выслушав, отец уже совершенно спокойно сказал:
– Тем более нам на реке нытики ни к чему, можешь возвращаться домой. Валентина, – отец обратился к жене Седого, – отвези его в Балаганное. Сегодня рейс в Магадан, посади.
Отец и Седой еще какое-то время собирались, затем вышли и, не попрощавшись, уехали. Часа через два мы с тетей Валей сели в автобус и поехали в соседний поселок Балаганное, где, как оказалось, был маленький аэродром. Купив мне билет и проводив до самолета, она дала мне в руки сумку и просила передать привет матери. Все было очень обыденно и не вызывало во мне никаких волнений. Самолет АН-2 легко набрал высоту и взял курс вдоль побережья, облетая гору Армань, на Магадан. Все время полета я, не отрываясь от иллюминатора, любовался пейзажами. Летели около часа. Скоро самолет начал снижаться и приземлился как раз в аэропорту 13 км.
До этого мне приходилось бывать в новом аэропорту Сокол на 56-м км. И попав в неизвестное мне место, я слегка разволновался. Выйдя из самолета, я все всматривался в лица встречавших в надежде увидеть лицо матери. Мне и в голову не могло прийти, что отец не предупредит ее о моем возвращении. Тетя Валя не смогла дозвониться к нам домой, и вот оказалось, что меня в аэропорту никто не встречал. Посидев с полчаса в зале ожидания в расчете на то, что мама может просто задержаться, я все же решил, что смогу и сам добраться. Выйдя из аэровокзала, я направился к дороге в надежде на автобусной остановке выяснить, куда мне ехать. Ведь в то время я даже не представлял, в какой стороне находится Магадан.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.