Смертельная печаль. Саби-си - [16]
– Ну что Алексей, вот и тебя с боевым крещением. – Гулевин налил в стакан еще спирту. – Выпей еще, здесь всего пара капель.
Он протянул мне стакан. Но пить мне больше не хотелось категорически.
– Не могу больше, не надо. Выпью еще – плохо мне будет. Сейчас хорошо стало – спокойно, а выпью, хуже будет.
– И то верно, – ответил Гулевин и, не глядя на меня, опрокинул стакан в себя.
Мы еще долго сидели молча. Я в ту минуту думал о том, кто и когда сообщит Сашиной жене о его гибели. Представил себе, что мне пришлось бы это делать, и содрогнулся. Я этого делать точно не стану. Надеюсь, ко времени нашего возвращения, ей эту тяжелую новость сообщат отцы-командиры. Так оно и случилось. Тело Саши вертолетом отправили на базу, а оттуда транспортным самолетом во Владивосток. Жену его я больше не видел. Насколько мне стало известно, она забрала гроб и похороны были где-то под Донецком, на их родине. Так что я и соболезнований ей не выразил. Ребята, встречавшие гроб в Кневичах [6] и присутствовавшие на прощании в части, рассказывали, что за все время церемонии она ни разу не проронила ни слезинки. Сидела возле гроба белая как полотно и только крепко прижимала к себе дочь.
На соболезнования никак не реагировала. Речей не слушала. Так и уехала, молча, увозя с собой гроб.
За тот поход нас наградили. Сашу – орденом «Красной Звезды» посмертно. Меня – медалью «За боевые заслуги».
Когда-то давно, смотря фильмы о войне, мне думалось, что доведись мне получать медаль или орден, я буду очень горд этим. Теперь же все было наоборот. После нескольких недель в госпитале, на утреннем построении части мне вручили медаль в будничной обстановке, без оркестра и помпы. Никакой гордости я не испытывал, скорее, разочарование оттого, что медаль эта была слишком слабым утешением после потери моего товарища – человека очень хорошего. Все происходящее мне казалось очень дешевым разменом. Конечно же, я никак не озвучил эти свои мысли. Настолько крамольными они были. Поэтому только краснел и молчал. В момент, когда мне полагалось произнести слова «Служу Советскому Союзу!», я непроизвольно выдержал слишком долгую паузу, чем, очевидно, заставил понервничать своих командиров.
Мне тогда в голову пришли слова из песни Высоцкого о том, что теряем мы всегда самых лучших и верных друзей. Надо же, как точно это получается в жизни. Не оказался же на месте Саши какой-нибудь другой человек, о котором и вспоминать бы не хотелось. Нет, почему-то судьбе было угодно, чтобы погиб именно он – очень хороший человек.
В тот день мне очень ясно представилось свое ближайшее будущее. И оно не было связано с флотом. Тогда я уже знал, что вернусь в институт, продолжу заниматься плаванием, буду дружить, любить и, самое главное, с благодарностью вспоминать все случившееся со мной на службе. Все это мне нужно. Нужно для того, чтобы двигаться вперед. Этот опыт, эти знания, впечатления и даже скорбь мне нужны, чтобы когда-нибудь стать собой. Вернее, познать, кто же я на самом деле.
После построения ко мне подходили ребята и поздравляли, желали здоровья, дальнейших успехов, мы фотографировались на память, но чем больше за меня радовались другие, тем больше мрачнел я сам. В тот день мне дали увольнительную в город, и я поспешил на паром, курсирующий между островом Русский и Владивостоком. Все оставшееся время до вечера я просто блуждал по городу, не имея никакой конкретной цели. Мне захотелось насладиться одиночеством, почувствовать себя один на один с этим миром. Что-то в тот день сломалось внутри, и больше с тех пор мне не удавалось почувствовать себя прежним беззаботным юношей. Очевидно, с тех пор я стал ощущать себя мужчиной с полной мерой ответственности за все происходящее вокруг. Я навсегда потерял маску беззаботной детской улыбки, ее заменила другая. Сейчас я понимаю, что она выражает. Чувства эти принято называть грустью, тоской или даже угрюмостью. Буду надеяться, что с ней меня, тем не менее, не перестали узнавать окружающие, для них я хотел бы оставаться прежним.
Глава 4 Август 1945 г. Плен
Скорость пули при низкой температуре
сильно зависит от свойств мишени,
от стремленья согреться в мускулатуре
торса, в сложных переплетеньях шеи.
И. Бродский
Странно, почему именно 45-й год стал для меня таким поворотным, почему не 44-й или 46-й, что за магия в этих цифрах, и как это все связано с моим рождением. Астрологи утверждают, что все в этом мире зависит от цифр – «математика» жизни, что ее можно рассчитать, знать наперед. Но если это так, то, значит, возможно этой действительностью управлять, править по своему усмотрению. Рассчитал положение звезд, не понравилось грядущее событие, и у тебя есть шанс его изменить.
Мысль, конечно, сильная, но богохульная. Так человек себя наравне с Богом поставить может, что, безусловно, недопустимо. Да и нужно ли это? В любой религии главная мысль в том, что Бог и только Бог может решать, что необходимо. Наша же задача выполнять это так, чтобы потом не приходилось переделывать. Как я сейчас могу отказаться оттого, что со мной случилось? Как представить, что некоторые события выпали из моей жизни, пусть они были невыносимы для моей души, пусть они были нестерпимы для моего тела, но они и только они сделали меня нынешнего, могу ли я теперь думать, что Бог послал мне их напрасно? – Нет. Тысячу раз нет. Я благодарен Ему за все, что было и, возможно, еще будет.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.