Смертельная печаль. Саби-си - [14]

Сразу эти слова не проникли в мое сознание, но со временем, проанализировав их, я понял. Очень похожую мысль мне внушал отец. «В ситуации „или-или“ невозможно сделать правильный выбор, в ситуации „или-или“ всегда выбирай смерть». Это лозунг самураев, и говорит он о том же. Главное – умереть достойно сегодня, без сожалений и колебаний, ибо завтра для тебя уже не будет. Струсивший воин хуже мертвого, потому что покрыт позором.

Хороший человек встретился мне на пути и за это судьбе спасибо. Ничто не происходит случайно в нашей жизни, встретил на своем пути врага, что же – плохо. Но знай, что в любой ситуации тебе поможет друг. И если его нет сегодня, это означает, что ты его найдешь завтра. И он непременно поможет. Судьба посылает испытания, но она же дает возможность преодолеть их.

Появился Морозевич – проблема. Но в моей жизни были Гулевин и Станислав Сергеевич. И они помогли мне.

Как часто, уже на гражданке, я вспоминал Гулевина. Мне было приятно думать об этом человеке, знать, что он есть и во многом брать с него пример. Вспоминать добрым словом.

Мне раньше говорили, что военные непременно солдафоны, среда, мол, любого перемелет.

Но вот пример, подтверждающий обратное. Для меня Гулевин был образцом военного интеллигента. Очень образован, начитан, но не это главное. Он отличался особым качеством – быть честным и порядочным со всеми: и старшими по званию, и с матросами и курсантами. Бывало, он даже матерился, но нечасто. И это его не портило. Не было при этом в его словах злобы и жестокости. Он применял это, как лекарство для дураков. Если человек туп и ленив, не хочет соображать и работать над собой, его можно и нужно взбодрить. В военной среде это помогает, ускоряет процесс. Но если он видел и понимал, что перед ним люди достойные его внимания и знаний, он отдавал им все: знания, опыт, мудрость.

Несколько раз мне приходилось видеть его, что называется, выпившим, но всегда только после службы, уже вечером. Правила требовали, что офицер в форме не может быть пьян, но в военной среде это не выполнимо. Все понимают и все мирятся с этим. В войну армия потребляла спирт эшелонами. Что, теперь отрицать правильность победы? Все было и все будет. Таков закон жизни. И на флоте тоже. Просто всегда нужно находиться в рамках приличия.

Однажды у Гулевина был конфликт с офицерским патрулем в городе. И случилось это, конечно, после изрядного подпития. На офицерском собрании все осудили его поведение, напомнили об офицерской чести и как-то еще наказали по службе. Напоминать об офицерской чести Гулевина было нелепо, он обладал ею сполна. На следующий день после собрания офицеров мы виделись, и я заметил, что он подавлен. Мне хотелось выразить ему свое понимание и поддержку, но, к сожалению, я не смог этого сделать. Любые мои слова могли показаться фамильярностью. Поэтому я просто вел себя так, как будто ничего не случилось, и только чаще обращался с просьбами и вопросами. Подчеркивая, как именно сегодня мне нужна его помощь. Наверное, именно после этого случая наши отношения и перешли в особо доверительные. Я думаю, что Гулевин оценил мое понимание и отношение к себе так, как я того хотел. Оценил и принял. Оценка эта была немой, но чем верней мы понимаем друг друга, тем меньше говорим об этом. Все последующее время службы я чувствовал его отеческую заботу. Довольно скоро я дослужился до звания главного корабельного старшины, и это случилось с подачи Гулевина, получил отпуск, слетал домой, и это – его заслуга.

Само собой разумеется, что я по службе изо всех сил старался оправдать его доверие. Учебный процесс старался вести только на отлично, всем своим поведением показывал пример образцового матроса.

Уже перед самой демобилизацией Гулевин предлагал мне подумать о том, чтобы остаться на этой должности и стать мичманом. Потом мол посодействую с учебой в ТОВВМУ. Но, узнав о моем решении вернуться в институт, уже не возвращался к этой теме.

Он постарался, чтобы меня уволили одного из первых. Помню его слова тогда: «Жаль, что пришло время расставаться. Хороший ты парень. Держать тебя здесь из-за пары месяцев не стоит, раз уж ты решил не оставаться на сверхсрочную».

А у меня сомнения тогда все же были. К тому времени я уже настолько привык к службе, что начал задумываться над тем, как мне нужно будет привыкать к гражданской жизни. Наверное, к тому времени я уже полюбил флотскую жизнь. Все в ней стало понятно. Мои обязанности и мои права. Я хорошо узнал своих сослуживцев и некоторые из них стали моими друзьями. Некоторых из них я очень уважал и, пожалуй, могу сказать, что даже любил как родных братьев. Настолько приятно мне было проводить время в их кругу. Нет, эти отношения не были беспечными, веселыми или «кайфовыми», как тогда говорили. Наоборот, они были сложными, порой тяжелыми, но в то же время очень честными и понятными. Да, именно понятными. Я знал, от кого и чего ждать, с кем мне в разведку идти хочется, а с кем нет.

То, что в первые дни службы мне казалось невыносимым, глупым и абсурдным, теперь воспринималось как должное и, более того, нужным, необходимым и даже любимым.