Смертельная игра - [97]

— Может быть, объяснишь?

— С удовольствием, Оскар. Для сохранения состояния сна сознание должно произвести некоторые трансформации в содержании сновидения, особенно если сон может повысить волнение. В противном случае мы будем постоянно просыпаться из-за этого волнения, что не очень хорошо для нашего здоровья в целом. Поэтому сон, который мы запоминаем, — это измененная версия действительности. Представь себе, что это закодированное сообщение, язык символов, в котором относительно безобидные образы заменяют более значительные и наполненные большим напряжением и тревогой. Герр Хёльдерлин оказался во сне в детской, что говорит о желании вернуться в мир детства. Там все было просто, не было сексуальной интриги. В большинстве снов скрываются разные подавленные желания… — Говоря все это, Либерман обращался к потолку, подкрепляя свое объяснение выразительными жестами. — Но это тайное свидание с фройляйн Лёвенштайн все еще глубоко сидит в его сознании, и его внутренняя защита не смогла не впустить ее в идеальный мир детской в Пенциге.

— Макс, он же ни разу о ней не упомянул!

— Нет, но тем не менее она являлась главной в его сне. Например, раскачивающаяся лошадь…

— А что?

— Разве лошади не являются символом потенции? Жеребцы и прочие? — Либерман взял в руки воображаемые поводья воображаемого жеребца, скачущего галопом.

— Да, но…

— А где в Вене проходят скачки?

— В Пратере.

— Где что?

— У него было это тайное свидание.

— Очень хорошо, Оскар, — Либерман резко опустил руки. — А в тот момент он, несомненно, был взволнован возможностью предаться любовным утехам с фройляйн Лёвенштайн. Надеюсь, мне не нужно объяснять тебе связь между надеждами господина Хёльдерлина, верховой ездой и раскачиванием игрушечной лошадки.

Райнхард поднял брови.

— Он увидел, — продолжал Либерман, — шкатулку на полу.

— Которая принадлежала его матери.

— Давай все по порядку, Оскар. Как ты думаешь, что может символизировать шкатулка?

— Я знаю, что некоторые невежливые люди иногда так называют…

— Правильно. Не будь таким застенчивым, Оскар. Это распространенный термин, сленговое слово для обозначения женского детородного органа. Так вот, во сне Хёльдерлин старается проникнуть в шкатулку, что в какой-то степени совпадает с тем, как все было в действительности. Его застукали во время тайного свидания. Однако сон говорит нам, что его сексуальные желания закончились неудачей. Он не слишком в этом продвинулся. Возможно, он сделал фройляйн Лёвенштайн неприличное предложение — а скорее всего так и было — и получил отказ. Поэтому во сне крышка остается закрытой.

Либерман бросил взгляд на своего друга. Увидев на его лице скорее ужас, чем удивление, он добавил:

— Оскар, если ты считаешь, что эта гипотеза немного надуманна, посмотри еще раз на эти фотографии. Шкатулка была из слоновой кости, перламутровая внутри. На фройляйн Лёвенштайн тогда было белое платье и ожерелье из двух нитей жемчуга. Я убежден, что Хёльдерлин говорит правду о своих отношениях с фройляйн Лёвенштайн. Не он был отцом ее детей — они не были любовниками.

Либерман говорил совершенно уверенно.

Райнхард согласно хмыкнул, и молодой доктор продолжал анализ.

— Герр Хёльдерлин, хотя его застали со шкатулкой в руках, он все же утверждал, что не виноват. Думаю, можно смело предположить, что мать ругала его за что-то плохое. На первый взгляд кажется, что это нелогично. Как он мог настаивать на своей невиновности, когда его застали — и я говорю это сознательно — in flagrante delicto?[9] Но в сновидениях эти значения сливаются. Он не отрицал, что было свидание. Его протест касается более серьезного обвинения — в убийстве. Поэтому противоречивость его положения не вызывает никакого эмоционального конфликта. Его отказ переживается во сне как приемлемый. Из чего можно сделать вывод, что по крайней мере в убийстве он действительно невиновен.

— Но почему его застала мать? В действительности же его застал фон Булов.

— Профессор Фрейд предположил, что важные сновидения инсценируют сцены из детства. Возможно, что все сновидение Хёльдерлина построено на реальном воспоминании о том, как его застала за чем-то мать, которое сейчас находится глубоко в его подсознании. Но чтобы раскрыть тайну того, что же все-таки на самом деле произошло тогда в детской, потребуется много часов психоанализа.

Райнхард покачал головой.

— Это все прекрасно, Макс, но я не думаю, что Брюгелю понравится твоя интерпретация.

— Может и не понравится, — сказал Либерман, садясь и поворачиваясь, чтобы посмотреть на своего друга. — Но я могу обещать тебе, Оскар, что фон Булов не вырвет признание у Хёльдерлина, как бы долго он ни держал этого несчастного в камере!

74

— Мэр абсолютно прав, — сказал советник Шмидт, вытирая губы салфеткой. — Доктора, юристы, учителя, директора оперных театров — они везде. Надо что-то делать.

— Да, — сказал Брукмюллер. — Люди стали такие спокойные. Говорю тебе, Юлиус, нам нужен еще один Хильснер. Это заставит людей разговориться.

Козима фон Рат, задумчиво смотревшая на последнюю конфету, повернулась к своему жениху.

— Он тоже работает в муниципалитете? — Брукмюллер и Шмидт переглянулись и разразились смехом.