Смертельная игра - [21]

— Да, сильно.

— Мне очень жаль…

Райнхард выглядел необычайно расстроенным, в его глазах Либерман заметил боль и сожаление.

— Да не так уже это было ужасно, Оскар, — сказал Макс, смущенный раскаянием своего друга.

Райнхард слабо улыбнулся и продолжил ломать голову над умозаключениями Либермана:

— Макс, ты сказал, что мне пришлось выломать дверь, чтобы попасть в помещение. Просто угадал?

— Нет. Большую часть вечера ты рассеянно потираешь правое плечо. Ты делаешь так каждый раз после того, как выбиваешь чью-нибудь дверь. У тебя, наверное, сильный ушиб. Может быть, в следующий раз будешь бить ногой?

Райнхард молчал несколько минут, а потом рассмеялся.

— Великолепно! Ты действительно очень проницателен, Макс.

Либерман откинулся на спинку стула и затянулся сигарой.

— Но я так и не смог вычислить, зачем тебе моя помощь? Это дело не такое, как другие? Особенное?

Райнхард помрачнел.

— Да. Особенное.

Либерман повернулся к другу.

— Продолжай…

— Жертвой этого убийства, — сказал Райнхард, — стала женщина-медиум по имени Шарлотта Лёвенштайн. Ее тело было обнаружено в четверг днем в Леопольдштадте, в квартире, выходящей окнами на рыночную площадь.

Либерман принял привычную для него позу слушателя: правая рука подпирает щеку, указательный палец у виска.

— Очевидно, — продолжал Райнхард, — что у нее прострелено сердце. Но комната, в которой мы обнаружили тело, была заперта изнутри, орудие убийства отсутствует, и сбежать оттуда невозможно.

— Ты абсолютно уверен?

— В истории расследования преступлений было несколько подобных случаев, когда тело находили в запертой комнате. Обычно убийца прятался где-то внутри помещения и уходил, когда дверь наконец открывали. Стены и пол в квартире фройляйн Лёвенштайн довольно крепкие и без пустот.

Райнхард выдохнул клубящееся облачко сигарного дыма перед тем, как продолжить:

— Более того, когда профессор Матиас произвел вскрытие, он не нашел пули! Выходного отверстия не было, как не было и никаких признаков того, что пулю вынули.

Райнхард сделал паузу, чтобы посмотреть на реакцию Либермана. В прищуренных глазах доктора он прочитал подозрение, которого, впрочем, ожидал. Либерман задумчиво постучал указательным пальцем по виску.

— Это фокус, да? Трюк?

— Наверное.

— Почему «наверное»? Странно только, что кому-то понадобились эти дополнительные хлопоты… Я хочу сказать, кто стал бы…

— Есть еще кое-что, Макс, — оборвал его Райнхард. — Мы нашли это рядом с телом.

И он достал из кармана записку фройляйн Лёвенштайн и передал ее Либерману.

— Господи, прости меня, — начал читать Либерман, — за то, что я сделала. Существует запретное знание. Он заберет меня в ад, и надежды на спасение нет.

Его голос был ровным, без всякого выражения.

— Итак, — проговорил Райнхард, — что ты об этом думаешь?

Прежде чем ответить, Либерман внимательно рассмотрел записку.

— Несомненно, это женский почерк, довольно красивый. Я никогда не видел, чтобы мужчина вместо точек рисовал маленькие кружочки, — Либерман перевернул записку и посмотрел на оборотную сторону.

— Женщина писала это в большом напряжении — очень сильный нажим пера. Она остановилась перед тем, как дописать последнее слово. Я делаю такой вывод потому, что вот здесь впиталось больше чернил. — Он указал в определенное место в записке. — А потом, я думаю, она резко поднялась, поэтому и получилась эта кривая линия до конца страницы.

Глаза Либермана поблескивали в полумраке.

— Но что мне действительно хотелось бы узнать: кто был третий человек?

Райнхард чуть не подавился коньяком.

— Третий? О чем ты?

Либерман хитро улыбнулся.

— Когда писали эту записку, в комнате было три человека: фройляйн Лёвенштайн, ее убийца и некто третий, который предположительно последовал вместе с ней в ад.

Райнхард покачал головой.

— Это абсурд, Макс! Как ты можешь это знать, просто посмотрев на записку?

Либерман встал, быстро пробежал взглядом по книжным полкам, взял какой-то том и протянул его Райнхарду.

— Психопатология обыденной жизни, — прочитал Райнхард. — Доктор Зигмунд Фрейд.

— Да, — Либерман снова устроился в кресле. — Настоятельно рекомендую. Как ты знаешь, Фрейд считает, что оговорки могут многое поведать о человеке, также как и описки. Вот, взгляни еще раз. — Он передал Райнхарду записку.

— Видишь что-нибудь интересное?

— Ты, конечно, имеешь в виду зачеркнутое слово перед «меня».

— Совершенно верно. Посмотри внимательней, как думаешь, какое слово она начала писать, а потом зачеркнула? Посмотри на свет, так чернила становятся прозрачнее.

Райнхард так и сделал.

— Трудно сказать… но я думаю… я думаю, она начала писать слово «нас».

Либерман улыбнулся.

— Именно так. Она начала писать: «Он заберет нас в ад», — хотя собиралась написать: «Он заберет меня в ад». Почему она сделала такую ошибку?

Райнхард казался слегка разочарованным.

— Знаешь, Макс, иногда ошибка — это… просто ошибка.

Либерман едва заметно барабанил пальцами по подлокотнику. Неожиданно он засмеялся.

— Да, может быть, ты и нрав, Оскар. Как и многие поклонники учения Фрейда, я иногда перегибаю палку.

12

Проходя мимо ярко раскрашенных шатров парка аттракционов, Натали Хек в который раз остановилась посмотреть на колесо обозрения. Это было настоящее чудо инженерной мысли. Колесо, представлявшее собой практически ровную окружность, держалось на соединенных болтами железных балках, а внутри было скреплено решеткой из толстых металлических тросов. Натали представила исполинскую руку, перебирающую их, как струны гигантской арфы. Но самой завораживающей особенностью чертова колеса были красные гондолы, каждая размером с трамвай, несущие хрупкий человеческий груз высоко над городом.