Смертельная игра - [2]

— Извини, отец. В последнее время я очень занят. Слишком много пациентов… Передай матери, что я попробую встретиться с ней на следующей неделе. Может, в пятницу?

— Тогда приходи на ужин.

— Хорошо, — согласился Либерман, внезапно почувствовав, что обязательство, которое он взял на себя, оказалось серьезнее, чем он предполагал.

Он снова обратился к меню: торт «Добос», кекс «Гугельхупф», линцский торт. Мазурка закончилась громким минорным аккордом, и по залу ресторана пробежала волна аплодисментов. Ободренный пианист изобразил на верхних клавишах игривое вступительное арпеджио популярного вальса. Сидящие у окна люди снова зааплодировали в знак благодарности.

Бруно принес кофе и замер с блокнотом и карандашом наготове.

— Штрудель с творогом, — сказал Мендель.

— Пирожное «Седло оленя», пожалуйста, — попросил Либерман.

Мендель добавил сливки в свой «Фарисей», который подавался с небольшим количеством рома, и сразу заговорил о семейном текстильном предприятии. Эта тема давно стала своего рода традицией. Прибыль выросла, и Мендель подумывал о расширении дела: можно было открыть еще одну фабрику или даже магазин. Теперь, когда сующие везде свой нос бюрократы сняли запрет на универсальные магазины, он видел в розничной торговле новые перспективы. Его старый друг Бломберг уже открыл универсальный магазин, который приносит хороший доход, и предложил ему партнерство. Обо всем этом Мендель говорил с энтузиазмом и, очевидно, ждал поддержки сына.

Либерман понимал, почему отец так подробно ему все это рассказывает. Он гордился академическими достижениями сына, но надеялся, что однажды Макс займет его место.

Мендель прервал свой рассказ, случайно взглянув на руку сына. Казалось, его пальцы двигались в такт мелодии, исполняемой пианистом, а воображаемые клавиши располагались на краю стола.

— Ты меня слушаешь? — спросил Мендель.

— Да, конечно, я слушаю, — ответил Либерман. Он привык к таким вопросам, и его нельзя уже было застать врасплох, как случилось однажды. — Ты обдумываешь совместное дело с господином Бломбергом.

Либерман принял характерное положение: правая рука подпирает щеку, отставленный указательный палец мягко покоится на правом виске. Это была «поза слушателя», столь любимая многими психиатрами.

— И что ты думаешь? Хорошая идея? — спросил Мендель.

— Ну, если уже существующий магазин приносит прибыль, эта затея кажется разумной.

— Дело потребует серьезных вложений.

— Не сомневаюсь.

Мендель погладил бороду.

— Похоже, тебе не особенно нравится эта мысль.

— Отец, так ли важно, что я думаю?

Мендель вздохнул.

— Думаю, нет. — Его разочарование было очевидным.

Либерман отвел взгляд. Расстраивать отца было неприятно, и теперь ему было стыдно. Побуждения родителя были достойны похвалы, и Либерман прекрасно понимал, что своей безбедной жизнью, по крайней мере отчасти, обязан тому, что отец прекрасно руководил семейным предприятием. Тем не менее он никогда бы не смог представить себя управляющим фабрикой или универсальным магазином. Сама идея казалась ему абсурдной.

Пока подобные мысли крутились в голове Либермана, он заметил, что в зале появился господин средних лет. Войдя, он снял шляпу и огляделся. Волосы его были зачесаны набок, а аккуратно подстриженные усы и борода почти полностью поседели. Метрдотель радушно встретил нового посетителя и помог ему снять пальто. Одет этот господин был безукоризненно: брюки в тонкую полоску, пиджак с широкими лацканами и яркий жилет. Должно быть, он сострил, потому что метрдотель неожиданно засмеялся. Мужчина не торопился сесть за столик и продолжал стоять у двери, внимательно слушая метрдотеля, который, похоже, начал что-то рассказывать.

Мендель проследил за взглядом сына.

— Ты его знаешь?

Либерман повернулся.

— Что, прости?

— Доктор Фрейд, — сказал Мендель ровным голосом.

Либерман был поражен, что отец знает, как зовут этого человека.

— Да, я его знаю. Только это профессор Фрейд.

— Значит, профессор Фрейд, — сказал Мендель. — Но профессором он стал совсем недавно, так?

— Несколько месяцев назад, — ответил Либерман, подняв брови. — Откуда ты знаешь?

— Он ходит на собрания ордена.

— Какого ордена?

Мендель нахмурился.

— «Бнай Брит».[1]

— Ах да, конечно.

— Хотя и непонятно зачем. Я не знаю, что он за еврей, не похож он на человека, верящего во что-либо. А что касается его идей… — Мендель покачал головой. — В прошлом году он как-то вел у нас дискуссию. Это был настоящий скандал. Ты его хорошо знаешь?

— Довольно хорошо… Мы иногда встречаемся, обсуждаем его работу.

— И что? Ты думаешь, в этом что-то есть?

— Книга о нервных расстройствах, которую он написал в соавторстве с Бройером, гениальна, а «Толкование сновидений» — это… просто шедевр! Конечно, я не со всем согласен, но думаю, предлагаемые им методы лечения очень полезны.

— Тогда ты принадлежишь к меньшинству.

— Несомненно. Но я убежден, что учение профессора Фрейда, которое он называет психоанализом, получит широкое распространение.

— Но не в Вене.

— Не знаю. Некоторые мои коллеги, молодые психиатры, очень интересуются его идеями.

Мендель нахмурился:

— Кое-что из того, что он говорил в прошлом году, было просто неприлично. Мне жаль его пациентов.