Смерть внезапна и страшна - [25]

– Доброе утро, леди Калландра, – промолвил он с внезапным удовлетворением.

– Доброе утро, сэр Герберт, – ответила она, чуть улыбнувшись. – Рада, что сумела повидать вас перед операцией.

– Я спешу, – отвечал медик с легким раздражением. – Персонал уже собрался в операционной… более того, вот-вот привезут больную.

– Но я хочу предложить одно мероприятие, которое поможет уменьшить заболеваемость, – не обращая внимания на его слова, продолжила попечительница.

– Неужели? – скептически отозвался хирург, между бровями которого уже залегла недовольная морщинка. – И какая же идея вас осенила?

– Я только что была в палате и опять видела, как сиделка несет по комнате ничем не прикрытое ведро.

– С этим нельзя бороться, сударыня, – нетерпеливо ответил доктор. – Тела людей несовершенны, и извержения их неприятны, особенно когда те больны. Рвоты сопутствуют и заболеваниям, и лечению.

Калландра с трудом сохраняла терпение. Вспыльчивой она не была, но оскорбления переносила с трудом.

– Я прекрасно знаю это, сэр Герберт, – заявила леди. – Но уже по той причине, что это телесные извержения, испарения их неприятны и не оказывают благодетельного воздействия. Разве это сложно – обязать сиделок прикрывать ведра?

Откуда-то из-за угла коридора послышался хриплый женский хохот. Врач скривился.

– А вы, сударыня, еще не пробовали самостоятельно заставить сиделок соблюдать какие-либо правила? – проговорил он с легкой усмешкой. – В прошлом году в «Таймс» напечатали о них – не ручаюсь за точность цитаты – примерно следующее: сиделкам читают лекции комитеты, за них молятся священники, их ругают казначей и кастелянши, отчитывают сестры-хозяйки, тиранят хирургические сестры, на них ворчат и ругаются пациенты. Если они старые – их оскорбляют, если средних лет – не уважают, а если они молоды – совращают. – Хирург приподнял редкие брови. – Что же удивляться тому, что они таковы? Какая женщина возьмется за подобного рода работу?

– Я помню эту статью, – согласилась Калландра, стараясь не отставать от собеседника, направившегося к операционной. – Вы забыли одну мелочь – их еще костерят хирурги. Именно так и было написано. – Она не обратила внимания на легкое раздражение в глазах врача. – Быть может, нам не найти лучшего аргумента, свидетельствующего в пользу того, что пора обратиться к услугам более нравственной категории женщин и относиться к ним как к сотрудницам, а не как к самой презренной прислуге?

– Леди Калландра, дорогая моя, вы говорите так, словно сотни приличных и интеллигентных молодых женщин из хороших семей просто рвутся на эту работу. После того, как исчезла притягательная сила войны, мы более не сталкиваемся с подобным явлением. – Герберт тряхнул головой. – Неужели сложно это заметить? Идеалистические мечтания – весьма приятная вещь, однако мне приходится иметь дело с реальностью и работать с теми, кто у меня есть… с этими вот женщинами, которые поддерживают огонь в очагах, выносят ведра, скручивают бинты… Кстати, в трезвом состоянии они почти не грубят больным.

Мимо прошел облаченный в черное казначей госпиталя со стопкой гроссбухов. Он кивнул им, но не остановился.

– Впрочем, – продолжал сэр Стэнхоуп еще более недовольным тоном, – если вы собрались облагодетельствовать нас крышками на каждое ведро, постарайтесь самостоятельно проследить за тем, чтобы сиделки ими пользовались. Ну, а сейчас меня ждут в операционной, куда вот-вот подадут пациентку. Желаю вам доброго дня, сударыня.

Не дожидаясь ответа, он повернулся, блеснув начищенными ботинками, и направился через холл к противоположному коридору.

Калландра едва успела перевести дыхание, когда заметила женщину, с трудом передвигающуюся при помощи двух молодых людей в ту сторону, где только что исчез сэр Герберт. Ее, должно быть, и ожидали в операционной.

После скучного, но весьма делового разговора с казначеем, посвященного разным финансовым вопросам, пожертвованиям и дарам, леди встретила одну из попечительниц – ту самую, о которой она с таким одобрением отзывалась в разговоре с миссис Флаэрти. Когда миссис Дэвьет вышла на лестничную площадку, сверху как раз спустилась Береника Росс-Гилберт. Эта высокая женщина всегда двигалась с непревзойденной непринужденностью и элегантностью, и даже самое скромное платье на ней казалось верхом совершенства. В этот день она была в блузке с глубоким вырезом и мягкой зеленой муслиновой юбке с тремя небольшими воланами, расшитой множеством цветов. Эта одежда весьма шла к ее рыжим волосам и бледной коже, делая обворожительными ее тяжелые веки и несколько короткий подбородок.

– Доброе утро, Калландра, – проговорила леди Росс-Гилберт с улыбкой, придержав юбку возле столбика перил. – Я слышала, вы сегодня слегка повздорили с миссис Флаэрти. – Она изобразила на лице легкое осуждение. – Я бы на вашем месте забыла про мисс Найтингейл. Конечно, она очень романтичная особа, но ее идеи здесь неприменимы.

– Я не напоминала про мисс Найтингейл, – отозвалась миссис Дэвьет, спускаясь вместе с ней. – Просто сказала, что не собираюсь читать лекции сиделкам и уговаривать их не пить и не воровать.