Смерть в театре - [70]

— Боже! — прохрипел Эллери, нахмурившись.

С его губ сорвалось грубое слово, вызванное жгучим порывом ветра. Он был оглушен невероятным шумом и ревом. Из леса вырвался дым.

Потом он увидел огонь, первые языки пламени. Оно с жадностью поглощало деревья, растущие на краю вершины.

Пожар пришел к ним.

Все бросились к дому. Страх оживил их, наэлектризовав мускулы и придав им силы.

Остановившись на террасе, они молча посмотрели назад.

Участок леса, находящийся за вырытой полукругом канавой, был охвачен пламенем. Треск и грохот, необычайный жар, идущий от горящего леса, заставили их уйти в дом, подальше от ужасного зрелища. Через балконные двери они в немой панике смотрели на адский огонь, бушевавший снаружи. А ветер усиливался. Стена огня, угрожая, низко изгибалась. Миллионы искр посыпались на дом. Их канава, их жалкая канава — выдержит ли она?

Смит закричал:

— Все попусту! Вся работа! Канава... Черт возьми... это смешно.— И он продолжал выкрикивать с истерическим смехом: — Канава, канава! — От крика он согнулся пополам, его толстый живот перевешивался через ремень, по щекам грязными ручьями текли слезы.

— Перестань, осел,— грубо оборвал его Эллери.— Перестань...

Но, запнувшись на полуслове, он с криком сбежал с террасы. Вслед ему раздался крик инспектора: «Эллери!»

Все с ужасом смотрели, как Эллери перелез через перила и куда-то помчался. Над ним, перед ним, кругом — бушевало пламя. Неужели, обезумев, он решил броситься в огонь? Его полуобнаженное тело извивалось, когда он пробирался между скалами. Потом он наклонился, шатаясь поднял что-то и вернулся обратно.

Грудь его покраснела от жары, а лицо стало совсем черным от копоти.

— Еда,— сказал он,— чуть не забыли мешок с едой.— Его глаза сверкнули.— Ну, чего же вы ждете, идиоты? Наша канава потерпела фиаско, и этот проклятый ветер...

Все стонали.

— Ничего не остается делать, как спрятаться в убежище,— хрипел Эллери.— Дом горит уже в сотне мест, мы не сможем потушить огонь, даже если бы в нашем распоряжении была целая пожарная команда. Что могут сделать несколько ведер воды, вылитые на крышу? — Он засмеялся, напоминая демона, танцующего на фоне огненного занавеса.— Подвал! Ради Бога, где подвал? Никто не знает, где находится подвал? Боже, какие невероятные идиоты. Ну, говорите же кто-нибудь!

— Подвал...— послушно повторило полураздетое, грязное, мертвенно-бледное общество.— Подвал...

— За лестницей,— выдохнула миссис Ксавье. Разорванное платье держалось у нее на одном плече, руки покрывали царапины и ожоги.— О, скорее, скорее!

Все кинулись вдоль коридора. Миссис Ксавье открыла тяжелую дверь, которая находилась под лестницей, ведущей наверх. Наталкиваясь друг на друга, каждый торопился поскорее протиснуться в дверь.

— Папа,— спокойно сказал Эллери,— пошли.

Инспектор вытер дрожащей рукой побелевшие губы и последовал за ним. Через густой дым, наполнивший холл, Эллери пробрался в кухню, в темноте обшарил кухонные шкафы, доставая посуду: кастрюли, чайники, кувшины.

— Наполни их до краев водой,— проговорил он между приступами кашля,— торопись. Нам будет нужна вода. Много воды. Неизвестно, сколько нам придется...

Пройдя по коридору к двери, ведущей, в подвал, он крикнул:

— Холмс, Смит! Возьмите воду! — И тут же снова побежал на кухню.

Шесть раз проделали они это путешествие от двери подвала до кухни и каждый раз приносили огромные сосуды, наполненные водой. В ход пошли алюминиевые банки, кухонные тазы, бочонок из-под масла и старый бак для кипячения. Наконец Эллери вслед за инспектором спустился по лестнице в прохладную оцементированную комнату, темную и мрачную, как горная пещера.

— Мешок с провизией внизу? — крикнул он, прежде чем закрыть за собой тяжелую дверь.

— Я взял его с собой, Квин,— отозвался доктор Холмс.

Эллери плотно прихлопнул дверь.

— Кто-нибудь из женщин, дайте мне тряпку, что ли.

Энн Форрест вскочила на ноги. Подойдя к Эллери, она в темноте стащила с себя платье.

— Вероятно, мне оно уже больше не понадобится, мистер Квин,— сказала она, и голос ее задрожал.

— Энн,— воскликнул доктор Холмс,— не снимайте платье. У нас есть мешок для этой цели.

— Слишком поздно,— сказала она весело, но губы ее дрожали.

— Молодчина,— пробормотал Эллери. Он схватил ее платье и начал рвать на полосы, которыми затыкал щель под дверью. Потом он обнял девушку за плечи, и они вместе спустились на цементный пол.

Доктор Холмс ожидал их, держа в руках старое пальто цвета хаки, от которого несло плесенью.

— Я здесь раскопал одно из зимних пальто Боунса, Энн, извините.

Дрожащая девушка накинула на плечи пальто.

Эллери и доктор Холмс подошли к мешку, который им сбросил летчик, и развязали его. Они вытащили несколько тщательно упакованных пузырьков с лекарствами — антисептики, хинин, аспирин, морфий, мази, шприцы, бинты, а также свертки с едой: сэндвичи, копченый окорок, булки, банки джема, плитки шоколада, термосы с горячим кофе.

Мужчины разделили пищу, и некоторое время в подвале не было слышно ничего, кроме звуков, издаваемых жующими челюстями и жадных глотков. Термосы передавались из рук в руки. Все ели медленно, смакуя, не переставая думать об одном: может быть, это их последняя еда на земле... Наконец все наелись досыта. Эллери собрал остатки пищи и убрал их обратно в мешок. Доктор Холмс с обнаженным торсом, покрытым бесчисленными царапинами и ссадинами, медленно обходил всех с антисептиками, промывая раны, перевязывая.