Смерть в облаках. Убийства по алфавиту. Убийство в Месопотамии. Невероятная кража. Родосский треугольник - [2]

Джейн отправилась в Ле-Пинэ.

Как же получилось, что теперь в ее мыслях десять дней в Ле-Пинэ свелись к одному происшествию?

К происшествию за рулеткой. Чтобы пощекотать нервы, Джейн каждый вечер играла по маленькой и никогда не преступала определенной ею самой черты. Принято считать, что новичкам везет, — Джейн не везло. Это была последняя ставка в ее четвертый вечер. До сих пор она благоразумно ставила на цвет или дюжину. Выигрывала она немного, больше проигрывала. Теперь с жетоном в руке она медлила.

Оставались два номера, на которые никто не поставил — пять и шесть. Поставить напоследок на один из этих номеров? Если да, то на который? Пять или шесть? Что подсказывает интуиция?

Пять. Выиграет пять. Шарик пришел в движение. Джейн протянула руку. Шесть, она поставила на шесть.

Как раз вовремя. Она и стоявший напротив нее игрок сделали ставку одновременно, она на шесть, он на пять.

— Rien nе va plus[2],— сказал крупье.

Шарик щелкнул, остановился.

— Le numero cinq, rouge, impair, manque[3].

От досады Джейн чуть не заплакала. Крупье сгреб жетоны и стал рассчитываться. Стоявший напротив нее игрок сказал:

— Вы не берете выигрыш?

— Выигрыш?

— Да.

— Но я поставила на шесть.

— Никоим образом. Это я поставил на шесть, а вы на пять.

Он улыбнулся — улыбка была очень обаятельная. Белые зубы на фоне темного загара, голубые глаза, коротко подстриженные волнистые волосы.

Не веря себе, Джейн забрала выигрыш. Неужели это правда? Она ощутила легкое замешательство. Может быть, она действительно ставила на пять? Она с сомнением поглядела на незнакомца, который ответил ей непринужденной улыбкой.

— Все в порядке, — заверил он. — Тут мешкать нельзя, кто-нибудь сразу прикарманит ваш выигрыш. Здесь это дело обычное.

И, дружески кивнув, он направился прочь. Это тоже было весьма мило. Иначе она заподозрила бы, что он уступает ей выигрыш для того, чтобы познакомиться. Однако он был не того сорта. Славный… (И вот он здесь, сидит напротив.)

Но все кончилось — деньги потрачены — два последних (довольно неудачных) дня в Париже, и она на пути домой.

«А что потом? Стоп, — сказала она себе. — Незачем думать, что будет потом. Зачем заранее огорчаться?»

Дамы перестали болтать.

Джейн взглянула на них. Фарфоровая дама взвизгнула и поднесла к глазам сломанный ноготь, потом позвонила и сказала облаченному в белое стюарду:

— Пришлите мою горничную. Она в том салоне.

— Да, миледи.

Почтительный, быстрый и ловкий стюард исчез. Появилась темноволосая девушка-француженка в черном. В руках у нее была маленькая шкатулка.

Леди Хорбери обратилась к ней по-французски:

— Мадлен, мне нужен красный сафьяновый несессер.

Горничная прошествовала в дальний конец салона, где был сложен багаж, и вскоре возвратилась с маленьким красным несессером.

Сесили взяла его со словами:

— Вы свободны, Мадлен. Пусть он останется у меня.

Горничная снова ушла. Леди Хорбери открыла крышечку и из изящно разложенного маникюрного набора извлекла пилку для ногтей. Затем она долго и внимательно рассматривала в зеркальце свое лицо и чуть-чуть его тронула — пуховкой, губной помадой.

Губы Джейн презрительно искривились; взгляд перенесся дальше.

За двумя дамами располагался маленький иностранец, уступивший место «помещице». Укутанный почему-то во множество шарфов, он, похоже, крепко спал. Вероятно, ощутив на себе пристальный взгляд Джейн, он приоткрыл глаза, посмотрел на нее и снова закрыл.

Рядом с ним сидел высокий седовласый господин с властным лицом. На его коленях лежал раскрытый футляр с флейтой, и он бережно протирал инструмент. «Чудно, — подумала Джейн, — он не похож на музыканта — скорее, юрист или врач».

Места позади занимали двое французов, один бородатый и один совсем молодой — вероятно, его сын. Они разговаривали, возбужденно жестикулируя.

Перед собой Джейн не видела ничего — из-за человека в голубом полувере, человека, на которого по какой-то нелепой причине она решила не смотреть.

«Нелепо так… так… волноваться. Как будто мне семнадцать», — с отвращением говорила себе Джейн.

Сидевший напротив нее Норман Гейл думал:

«Прелестна… действительно прелестна… Конечно, она меня узнала. Она была так потерянна, когда проиграла. Чтобы видеть ее радость, стоило заплатить и много дороже. У меня это вышло довольно складно… Ее очень красит улыбка — ни намека на пародонтоз — здоровые десны и крепкие зубы… Черт возьми, кажется, я разволновался. Спокойно, мой мальчик…»

Стюарду, наклонившемуся к нему с меню, он сказал:

— Мне холодный язык.

Графиня Хорбери думала:

«Господи, что мне делать? Это такой ужас — такой ужас. Есть только один выход. Если бы у меня хватило духу! Смогу я это сделать? Сумею ли выпутаться? Нервы ни к черту не годятся. Все кокаин. С чего я так к нему пристрастилась? Я выгляжу ужасно, просто ужасно. И к тому же здесь эта кошка Венеция Керр. Она всегда смотрела на меня свысока. Сама хотела заполучить Стивена. Не вышло! Эта длинная морда действует мне на нервы. Лошадь! Ненавижу этих провинциальных аристократок! Господи, что мне делать? Надо решиться. Старая сука не шутит…»

Она поискала в сумочке портсигар и вставила сигарету в длинный мундштук. Руки ее слегка дрожали.