Смерть в Кесарии - [14]

Розовски отставил в сторону чашку с недопитым кофе и включил автоответчик. После первых звуковых сигналов, он услышал:

– Натаниэль, у меня все в порядке. Дело закончил, могу доложить, как только скажешь, – Габи, стажер. – Пока.

Отбой. Новый сигнал. Мама.

– Натанчик, если сможешь, забери меня в конце недели.

(«Смогу, – подумал Натаниэль. – В конце недели – это опять одалживать машину. Алекс, в конце концов, пошлет меня. И будет прав»), тут все хорошо. Ты сегодня обедал? Я убеждена, что нет. Целую.

Отбой. Снова Габи.

– Извини, что звоню опять, но Офра сказала, будто ты обещал что-то выяснить насчет работы для меня. Еще раз извини, это я просто напоминаю на всякий случай. Пока.

Действительно, как же он забыл? Натаниэль отставил чашку, набрал номер лаборатории Давида, глянув, на всякий случай, на часы. Начало девятого. Гофман обычно задерживался на работе до девяти – половины десятого.

Услыхав голос друга, сказал:

– Привет, Дуду, мне передавали, что ты звонил. Как дела, что слышно?

Гофман обрадовался:

– Натаниэль? Очень кстати. В общем, все нормально, я тебя разыскивал для одной консультации.

– Весь внимание, – сказал Натаниэль.

– Послушай, Лея решила навестить родственников, в Москве. Сам понимаешь, двадцать лет не виделись. И вот я хотел с тобой посоветоваться. Как там сейчас?

Лея была женой Давида, приехавшей в Израиль из Союза, как и Натаниэль, двадцать лет назад.

– В Москве? – Натаниэль задумался. – Черт его знает, Давид. Рассказывают по-разному.

– Но ты же имеешь дело с только прибывшими.

– Так-то оно так, но, знаешь, мой контингент, все-таки, специфический. Собственно, в чем проблема?

– Ее могут не выпустить обратно? – спросил Давид, зачем-то понизив голос. – Как ты думаешь?

Натаниэль рассмеялся:

– Ну, нет, такого, конечно, не произойдет. А в остальном – думаю, нужно просто быть осторожной. Как, впрочем, в любом другом незнакомом городе.

– Да? – в голосе Гофмана послышалось сомнение. – А антисемиты?

– Антисемиты? – озадаченно переспросил Розовски. – Вот как-то не задумывался… По-моему, они мало интересуются израильтянами. Они выискивают скрытых евреев среди своих. Насколько я помню репортажи о визите Ицхака Рабина в Москву, тамошние антисемиты вообще на него не прореагировали. С их точки зрения истиными сионистами являются, например, Ельцин и Гайдар, а вовсе не Рабин. С тем же успехом наш премьер мог оказаться французом.

Гофман некоторое время обдумывал услышанное.

– Ты ничего не путаешь? – осторожно спросил он. – Насчет сиониста Ельцина и француза Рабина?

– Нет, я не путаю. Это у них там, по-моему, в мозгах все перепуталось. Так что не волнуйся: на Лею будут реагировать, думаю, как на какую-нибудь, скажем, француженку.

– Ясно… – Гофман вздохнул. – Все равно я буду волноваться… А я тебе зачем понадобился? Я звонил к тебе на службу, мне секретарь сказала.

– Видишь ли, у меня есть стажер, хороший парень, зовут Габриэль Гольдберг. Он хочет от нас уходить, и я его понимаю: что за работа для парня – выслеживать чужих жен и вороватых продавцов. К тому же, он должен готовиться к психотесту. Собирается поступать в университет. У тебя ничего подходящего нет?

– Есть, – сразу же ответил Гофман. – Мне в лабораторию нужен еще один лаборант. Пусть завтра же приезжает.

– Спасибо, я ему так и передам. Пока, Давид, приезжайте – вместе с Леей. Буду рад, – он положил трубку, вернулся к письменному столу и вновь обратился к документам.

Собственно, ничего принципиально нового, по сравнению с тем, что уже было известно, в них не было. Страховой полис, подробная – относительно – биография Ари Розенфельда, акт медицинского заключения о смерти – копия – и еще несколько малозначащих бумажек. Больше ничего в папке, переданной Амосом, или, во всяком случае, в той ее части, которую Натаниэль успел просмотреть, не было. Впрочем, ни на что особенное Розовски и не рассчитывал. Вряд ли за неделю можно собрать стоящие материалы – кому бы-то ни было. Спасибо и на том, не придется собирать по крупицам жизнеописание покойного и его семьи. Он вздохнул, почувствовал легкое чувство голода и вспомнил о закипевшем чайнике. Хоть и перекусил, а все равно хотелось есть. Похоже на рефлекс. Неподвижное состояние вызывает аппетит. Так сказать, генерирует. Национальный вид спорта.

Он прошел на кухню, открыл холодильник. Приготовил себе несколько бутербродов, налил чашку цветочного чая и собрался было поужинать, когда раздалась мелодичная трель дверного звонка.

– О, черт… – простонал Розовски. – Я смогу, наконец, поработать, или нет?!

На пороге стоял Алекс Маркин. Увидев не очень довольное лицо шефа, он виновато улыбнулся:

– Извини, Натан, ты, наверное, хотел отдохнуть, но я…

– Ничего, все в порядке, – прервал его Розовски. – Просто у меня болит голова. Проходи, я же сам тебе приказал. Какой может быть отдых? Отдыхать на том свете будем. Надеюсь, нескоро. Проходи. Я как раз собирался ужинать, поужинаем вместе.

– Спасибо, я не голоден.

– Зато я голоден. А с начальством не спорят. Не хочешь есть – чаю выпьем. Или еще чего-нибудь. Ты как насчет пятидесяти граммов, а?

Маркин пожал плечами.

– Вот и отлично. Посиди тут, в кресле, я сейчас принесу.