Смерть в день рождения - [50]

— То, что вы восстановили?

— Полагаю, я могу заполучить и оригинал, — сказал Аллейн.

Фокс взглянул на него с безмятежным одобрением, но ничего не спросил.

— А что вы выудили из фоторепортера? И какого репортера? — спросил Аллейн.

— Он болтался здесь по улице и заявил, что хочет мне что-то сообщить. Я подумал, что это хитрая уловка, чтобы пробраться в дом, но решил, что стоит все же попробовать. Он снимал покойную с мистером Дейкерсом на заднем плане без двадцати пяти восемь по часам в холле. Видел, как они вместе отправились наверх. Это дает нам приблизительное время наступления смерти, если окажется важным.

— Минут десять спустя. А что вы выжали из слуг?

— Немного. Похоже, что покойницу здесь никто не любил, кроме Флоренс, которая, по выражению поварихи, была ей предана душой и телом. Грейсфилд поначалу со мной не хотел откровенничать, но вы ему так понравились, сэр, что мне ничего не оставалось, как сыграть на этом, и надо сказать, с неплохим результатом.

— И что же вы, черт возьми, ему наговорили?

— Ну, мистер Аллейн, вы ведь знаете, что за снобы эти слуги в фешенебельных домах. А ваше происхождение…

Аллейн больше не спрашивал.

— Сегодня утром у мадам была потасовка, — продолжал Фокс. — С мисс Кавендиш и мистером Сарасеном. Грейсфилд случайно слышал. — И он передал довольно точный и подробный рассказ дворецкого.

— Как говорит Анелида, эта ссора возобновлялась в оранжерее, — пробормотал Аллейн. — А что эти двое делали здесь утром?

— Мистер Сарасен пришел, чтобы украсить все цветами, о чем Грейсфилд отзывается весьма саркастически. А мисс Кавендиш принесла покойнице флакон духов.

— Что? — воскликнул Аллейн. — Неужели эту дрянь, что на ее туалетном столике? Неужели «Великолепие». Только сегодня утром?

— Совершенно верно.

Аллейн хлопнул по письменному столу Ричарда и встал.

— Господи, ну и осел же я! — воскликнул он, а потом резко спросил. — Кто их открывал?

— Мисс Беллами сама. В столовой.

— А она тогда ими пользовалась?

— Грейсфилд говорит, что чуть-чуть мазнула. Он в это время выглядывал в сервировочное окошко.

— А что было с духами потом?

— Ими занималась Флоренс, — сказал Фокс. — Боюсь, мистер Аллейн, я с вами тут не соглашусь.

— Мой дорогой старина, подумайте. Подумайте о флаконе.

— Очень большой, — рассудительно произнес Фокс.

— Совершенно верно. Очень большой. Ну и?..

— Да-да-а-а, — медленно проговорил Фокс, а потом добавил: — Ну, я буду просто поражен.

— У вас для этого есть основания. Если так, то все это проклятое дело предстает в совершенно ином свете.

— Принести духи?

— Да. И вот что: найдите Флоренс, где бы она ни была. Расспросите ее об этом, Фокс. Как всегда, тактично. Узнайте, когда духи были перелиты в пульверизатор и когда ими пользовались. Понаблюдайте за реакцией, ладно? И выясните, есть ли в рассказах Пламтри правда: о родителях Ричарда Дейкерса и об увольнении Флоренс.

Фокс взглянул на часы.

— Уже десять часов, — сказал он. — Она могла и лечь.

— Ну что ж, это вам доставит дополнительное удовольствие. Оставьте мне свои записи. И скорее, скорее.

Пока Фокс выполнял поручение, Аллейн, исходя из полученной информации, составил схему местопребывания Чарльза Темплетона, четверых гостей, слуг и Ричарда Дейкерса вплоть до времени своего приезда. Проведенная Фоксом кропотливая черновая работа давала, как всегда, исчерпывающую информацию, и схема получилась достаточно сложной. Подняв бровь, Аллейн критически изучал результат. Сколько из них сказали всю правду? Который из них сказал, главным образом, ложь? Напротив одного имени он поставил вопрос и, когда вернулся помощник, все еще покачивал головой, глядя на бумагу.

— Бэйли с ними закончил, — сообщил Фокс и поставил на стол пульверизатор, пустой флакон из-под «Великолепия» и аэрозольный баллон.

— Что с отпечатками?

— Очень много. Всевозможные, но ничего неожиданного. Флоренс сказала, что днем и она, и мистер Темплетон, и полковник Уорэндер дотрагивались до этих предметов. А покойница просила полковника опрыскать ее из пульверизатора перед самым приемом. Наполняла его Флоренс.

— А сколько еще оставалось во флаконе?

— Она считает, что четверть. Все-таки она была в постели, — добавил он меланхолически.

— Все сходится, — пробормотал Аллейн. — Флакон не переворачивали и не разливали?

— Нет. Следов не видно.

Аллейн постучал по баллону карандашом:

— Около половины. Кто-нибудь знает, когда им начали пользоваться?

— Флоренс полагает, неделю назад. Мистер Темплетон был очень недоволен этим и даже просил Флоренс выбросить его.

— Почему она этого не сделала?

— Говорит, не было возможности. Она страшно всполошилась и спросила, не обвиняю ли я ее в убийстве.

— Ей сегодня утром отказали от места?

— Когда я ее об этом спросил, она подскочила как ужаленная. Говорит, что миссис Пламтри имеет на нее зуб и выболтала то, что ей доверили по секрету.

— О силы небесные, — схватился за голову Аллейн.

— С дамами среднего возраста такое случается, — заметил Фокс. — Флоренс утверждает, что, когда мисс Беллами бывала не в настроении, она делала вид, что хотела ее прогнать, но на самом деле все это так ничем и не кончалось. Говорит, что рассказала это миссис Пламтри как шутку. Я намекнул ей на родителей мистера Дейкерса, но она не клюнула. Напротив, тут же обвинила меня в грязных подозрениях и снова взялась за миссис Пламтри. И все же, — строго добавил Фокс, — я думаю, в этом что-то есть. Есть что-то в ее манере. Она уж очень ревновала хозяйку к кому-то из близких. А это может быть мистер Темплетон, мистер Дейкерс, миссис Пламтри или полковник.