Смерть в аренду - [43]

– Господи помилуй, почему же нет? Я полностью одобряю ее выбор. Конечно, если бы захотела, она могла бы составить более выгодную партию, но Харпер порядочный молодой человек, я знал его отца – очень порядочный человек, настоящий джентльмен. Впрочем, заметьте, нынешняя молодежь устраивает эти дела не так, как мы в свое время. Тогда молодой человек не приблизился бы к родителям девушки, пока не был в состоянии обеспечить ее. В наши дни они все думают, что могут обручиться, не имея никаких перспектив. Потом им приходится ждать, а ожидание – щекотливое дело для всех заинтересованных сторон – выбивает из колеи, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Совершенно верно, сэр, – кивнул сержант. – У меня дочь на выданье, и я знаю, каково это.

– Тогда вы со мной согласитесь. Но, похоже, сейчас все образуется. Я боялся, что ждать придется дольше. Но они справились с трудностями, и одному Богу известно как. Вот она, современная молодежь! Одни тайны, знаете ли. В мои молодые годы было так: какой у тебя доход и как ты его получаешь? А сейчас: я могу содержать вашу дочь, и не задавайте никаких вопросов. Тем не менее, я полагаю, нам следует довольствоваться и этим при существующем положении дел. С нами, стариками, обходятся без уважения, проявляемого раньше, это факт.

– Совершенно верно, сэр, – снова сказал сержант.

Генерал вскинул взгляд и с удивлением обнаружил, что разговаривает с полицейским, а не с закадычным другом в клубе, как он представлял себе, увлеченный собственным красноречием.

– Вам, несомненно, будет жаль потерять ее, сэр, – добавил сержант. – Как я понимаю, они собираются жить не в Англии?

– Юноша намерен поехать в Кению, как он говорит мне, – ответил генерал. – Получил предложение совместно владеть фермой. Неплохая жизнь для молодого человека. Я не одобряю тех, кто болтается в старушке Англии, когда повсюду есть возможность заниматься строительством империи.

Он вдруг замолчал, словно осознав, что слишком разговорился.

– Ну что же, не буду вас задерживать, – учтиво кивнул он и ушел в дом.

Сержант отдал честь удаляющей спине, сел на велосипед и медленно уехал. Как только дом скрылся из виду за поворотом аллеи, он спешился и со вздохом облегчения расстегнул ворот мундира, пробормотав себе под нос:

– Уф, так лучше. Во всяком случае, слава богу, что генералы словоохотливы. Это была весьма рискованная затея, – проговорил он, покатив дальше, – но все же кое-что я разузнал. Женитьба, деньги, Кения. Но как это все увязывается?

За воротами его догнала полицейская машина. Когда она остановилась, из нее вышел начальник полицейского участка.

– Я не одобряю, когда мои сержанты разъезжают по дорогам в таком неопрятном виде, – сказал он с наигранной строгостью и улыбнулся. – Садитесь в машину, Маллет. У меня есть кому привезти велосипед вместо вас.

– Спасибо, – ответил Маллет. – Еще немного, и эта форма на мне, наверное, лопнула бы.

В машине начальник полиции заметил:

– Между прочим, мы разыскали собаку, причинявшую убытки.

– Это хорошо, – ответил Маллет. – И поставьте в известность об этом мисс Дженкинсон. Не стоит заставлять ее волноваться без надобности.

Говоря это, он не мог не почувствовать себя лицемером.

В это время Сьюзен заканчивала длинный постскриптум к своему письму.

«Дорогой, – писала она, – после того как я завершила это письмо, произошло нечто странное. У нас был полицейский, сержант, и задавал вопросы о Ганди в связи с убийством овец! Подумать только, будто мой бедный ягненочек станет нюхать отвратительную огромную овцу. Конечно, я сказала ему, что все это чушь, и тогда он стал спрашивать, что я делала в разные дни, в том числе в пятницу. Конечно, я рассказала ему о нашей чудесной прогулке верхом по Меловым холмам в тот день и как Ганди все время был с нами. И потом, дорогой, ты, наверное, сочтешь меня полной идиоткой, но он поинтересовался, кто ты такой и можешь ли подтвердить алиби Ганди, или как это там называется. А затем – сама не знаю почему – я рассказала ему все о тебе и как мы обнаружили, что можем пожениться намного раньше, чем думали. О боже, я чувствую себя последней негодяйкой, что говорила о наших личных делах со здоровенным краснолицым полицейским. Как будто это кого-то волнует, кроме нас с тобой! Прости меня, что я такая конченая дура. У меня из-за этого такое мерзкое чувство, потому что, видишь ли, должна тебе признаться, мне стало немного не по себе, когда ты сказал про деньги. Это замечательно – иметь их и все, что они означают, но, дорогой, почему ты делаешь из этого тайну? Если честно, иногда меня это пугает. Мне не по душе, что есть что-то такое, связанное с тобой, чего мне не полагается знать. И еще, когда здоровенный толстый полицейский начал задавать вопросы о тебе – он был немного не похож на обычного сержанта, правда, намного вежливее и более образованный, – думаю, я наболтала ему гораздо больше, чем хотела. Дорогой мой, скажи мне, не связано ли с этими деньгами что-то такое – ты знаешь, что я имею в виду, о чем полиции не следует знать? Мне безразлично, что это, честно, я только переживаю за тебя. Напиши поскорее, пусть только чтобы сказать, что я психованная маленькая дурочка. Меня одолевают глупые страхи просто потому, что я очень люблю тебя…»