Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! - [32]

– Вам известно, откуда мы все здесь происходим. Я хочу сказать, откуда мы берем свое начало. Мы писцы, средневековые грамотеи, живущие духовной жизнью, которая естественна и приемлема лишь для тех, кто служит некой абстрактной идее. Но есть ли она у нас теперь? И во что тогда превращаются все эти раздумья, аналитические выкладки и споры? Не в мучительную ли борьбу с подавляемыми и непредсказуемыми эмоциями и действиями? Непрестанно загонять естественные физиологические стремления в узкие мыслительные и рациональные рамки… Вам не кажется это опасным? Вы не считаете, что мы можем превратиться в некую опасную и непредсказуемую касту, коль скоро цель исчезла, а моральные устои рушатся? Вам так не кажется?

Титлоу умолк. Он нелепо ухватился за перенесшееся сюда через полмира ядро. Что же вынудило его на эти странные откровения, весьма расхожие среди нынешней интеллигенции, но столь необычные для конкретного человека, стоявшего перед ним? Эплби вспомнил монологи Дейтона-Кларка. Тот говорил, казалось, чтобы убедить самого себя. А Титлоу? Возможно – или наверняка, – он преследовал ту же цель? И снова перед Эплби стоял вопрос, нечто, требовавшее подтверждения. И снова ему пришлось уклоняться от ответа.

– Несомненно, как вы и говорите, ученые и мыслящие люди первыми чувствуют приближение вихря. Однако склоняются ли они перед ним? Не им ли удается уцелеть, уцелеть потому, что они отрешены от остального мира? Не они ли… э-э… хранители знания, передаваемого другим поколениям?

«Интересно, – подумал Эплби, – что бы сказал Додд по поводу подобной методики ведения расследования?» Он неотступно следил за Титлоу, словно этот вопрос имел прямое отношение к смерти ректора. Когда тот ответил, в его взгляде промелькнули напряженность, даже какое-то смятение и тревога.

– Должно быть, это так, как вы говорите, мистер Эплби. Это действительно так… в общих чертах.

Он сделал явно рассчитанную паузу. Казалось, Титлоу размышлял, прикидывал свое будущее положение, если ему придется чуть отступить с нынешних позиций. При этом он не принимал во внимание свое отношение к Эплби.

– Это действительно так, – повторил он.

– Однако думаете ли вы, что общество в его теперешнем состоянии, по вашим словам, переживающее фазу распада, является нестабильным и непредсказуемым?

Титлоу сокрушенно взмахнул рукой. Однако ответил он с бесстрастностью, характерной для интеллектуала, всегда стремящегося к объективности и непредвзятости.

– Непредсказуемым… Да. Однако я слишком сгустил краски. Не существует какого-либо фундаментального дисбаланса. Что действительно присутствует… так это нервозность. А также экстравагантность отдельных личностей, возможно, некая степень безответственности. Я считаю, что современное академическое образование в большой мере грешит безответственностью. Однако фундаментальной нестабильности… ее нет. За исключением, возможно, – тихо, но твердо добавил Титлоу, – людей вроде меня.

Тут он снова сокрушенно взмахнул рукой.

– Значит, вы бы не сказали, философски глядя на положение вещей, что дух времени и прочее могли бы толкнуть кого-либо из ваших коллег на убийство?

Даже если вопрос Эплби содержал некую иронию, она осталась незамеченной. Стоя у камина, Титлоу обдумывал ответ. И произнес:

– Нет.

– И вы бы не подумали, что кто-то из ваших коллег, будучи в здравом уме, хоть в какой-то мере способен на убийство?

– Разумеется, я не подумал бы ничего подобного… Самопроизвольно.

– Только при наличии доказательств? – Жуя бисквиты и потягивая виски Титлоу, Эплби понимал, что более прямого вопроса он задать не вправе.

Титлоу отреагировал весьма загадочно:

– А что, есть доказательства?

III

Эплби поднялся. Разговор предстоит продолжить завтра, точнее, уже сегодня. Теперь же надо как-то тактично выпутаться из довольно щекотливой ситуации. Однако Титлоу хотел добавить что-то еще. К нему вернулось беспокойство и нервное возбуждение, которое он испытывал ранее и которое ему удалось сдержать ценой огромных усилий. Он расхаживал по комнате, теперь же повернулся и сделал рукой резкий жест, словно хотел подвести итог и сказать нечто важное. Однако он на мгновение задержался на второстепенной теме.

– Кто бы мог предположить, мистер Эплби, что именно вы окажетесь среди нас? Никто из нас и не подумал бы, что есть такой человек, если отбросить чепуху Готта… Скажите, когда вы здесь были прежде?

Эплби ответил на неожиданный вопрос довольно неохотно, но сказал правду:

– Восемь лет назад.

– Точно! Разумеется! Резвый ум, получивший хорошую закалку, разумеется, он себя везде проявит! Но говорить о непредсказуемом поведении… А как насчет превратностей профессий и неисповедимых жизненных путей? С нашей точки зрения, знаете ли, вы являетесь самой странной фигурой в деле.

– Вы хотите сказать, – ответил Эплби, вспомнив шутливое замечание Додда, – что ожидали увидеть другой типаж Готта, деревенского полисмена?

– Хочу сказать, что нам не следовало рассчитывать… – Тут Титлоу внезапно переменил тему: – Вам доводилось читать книгу де Квинси «Убийство как одно из изящных искусств»?

А вот это отнюдь не явилось проявлением досужей привычки книголюба, побудившей почтенного профессора Кёртиса завести разговор об «Украденном письме». Титлоу хотел что-то сказать, более того, приготовился к новому натиску. Однако тут он снова отклонился от темы.