Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна - [72]

Ушёл в прошлое Советский Союз. Но чтобы не возникли сомнения в непогрешимости власти, правопреемники держат архивы закрытыми. Информация дозирована. Скрывается не только история болезни Сталина и материалы судебных процессов. До сих пор не опубликованы все записки и приказы Ленина, все стенограммы заседаний Политбюро, беседы Сталина и Молотова с Риббентропом и Гитлером.

Около 300 дел, включая «дело врачей», «Катыньское дело», «Корейскую войну», до сих пор остаются «невостребованными» в Архиве Президента РФ. Можно только догадываться о содержании хранящихся там документов, помня, что открытая часть сталинского архива, по утверждению Илизарова, несёт на себе следы откровенных изъятий.

В современной России Сталин вновь стал национальным героем. А героям не положено умирать естественной смертью. Их убивают или враги, или предатели. Поэтому архивы ещё долгое время будут открываться дозировано. Хотя не исключено, что подлинные документы уже давно уничтожены.

А заговор всё-таки был

Был, но только не против Сталина. Ситуация напоминала марафонский забег. Бежали двойками — Маленков/Берия, Хрущёв/Булганин. Лидеры забега (первыми в двойках шли партийные функционеры Маленков и Хрущёв) зорко следили за остальными участникам гонки и, когда к четвёрке приблизились Вознесенский и Кузнецов, которых Сталин неосторожно назвал своими преемниками, сбили их с ног. Оба они были чужаками, выдвиженцами Жданова, потерявшими после его неожиданной смерти опору в Кремле. Маленкову потребовался год, чтобы убрать конкурентов. Из выступления Хрущёва на июньском (1957) пленуме ЦК КПСС:

«Маленков, будучи секретарём Центрального Комитета, был одним из самых доверенных лиц у Сталина и систематически неправильно информировал его об очень многих делах. Когда Сталин стал выдвигать Вознесенского на пост Председателя Совета министров, Маленков <…> сделал всё для уничтожения Вознесенского».

О своей роли Хрущёв скромно умалчивает. Члены сталинского Политбюро сговорились на вопросы об их личной ответственности уклончиво отвечать: «Я был недостаточно информирован и доверял Сталину».

Молотов, бывший перед войной вторым лицом государства и в 1949 году отодвинутый на задний план, так же, как и попавшие в немилость Каганович, Микоян и Ворошилов, намерений на лидерство не показывал и опасений у лидирующей четвёрки не вызывал.

«Четвёрка» знала: Сталин тяжело болен. Опасаясь появления новых лиц, способных возглавить забег, в июле 1951-го она способствовала аресту Абакумова и замене его на Игнатьева, выдвиженца Маленкова. Абакумов, начавший «дело ЕАК», как бы в насмешку был обвинён Сталиным и Маленковым в сокрытии «сионистского заговора» в МГБ СССР.

Так был ли заговор среди членов Политбюро? — Был! Но только не против Сталина. «Четвёрка» сговорилась: никого к Сталину не подпускать, поддерживать друг друга и не допустить физического истребления кого-либо из них. Они заранее распределили власть после сталинской смерти и, не доверяя друг другу, повсюду ходили вместе: двойками или тройками. Они подыгрывали маниакальной подозрительности Сталина, приведшей к арестам преданных слуг и лечащих врачей, и охотно участвовали в ночных застольях, преследуя одну цель: находиться возле вождя и по мере возможности влиять на него, не позволяя появиться новому фавориту.

Здоровье Сталина ухудшалось. Паранойя (диагноз Бехтерева) прогрессировала. Как раненый зверь, он становился всё более агрессивным. На октябрьском (1952) пленуме угрозы и намёки переросли в публичное обвинение. Сталин ясно дал понять Берии, Ворошилову, Молотову, Микояну, Кагановичу и Маленкову, что завершение «дела врачей» отразится на многих членах Политбюро, и приближаются годы Большого террора, когда физически были уничтожены лидеры партии и государства, так называемая «старая гвардия». Умудрённые опытом, члены Политбюро осознавали, по каким законам раскручивается механизм репрессий — сами и крутили ручку маховика — но даже понимание того, что им и их семьям угрожает физическое истребление, не подвигло партийных генералов к самозащите. Их сковал страх, они не доверяли друг другу и, не предпринимая решительных действий, втайне друг от друга надеялись на третий инсульт. А когда он произошёл, растерялись…

Только Берия сохранил способность принимать волевые решения. Но неверно обвинять именно его в том, что медицинская помощь пришла к умирающему Сталину с опозданием. Первой-то на сталинскую дачу приехала «вторая двойка», Хрущёв и Булганин. Они покрутились, переговорили с охраной, узнали, в каком состоянии он находится и, не заходя к больному, уехали, не вызвав врачей. Почему они, если не было предварительного сговора, не позвонили Игнатьеву и не потребовали вызволить из заключения врачей и привезти их на дачу? Хрущёв и Булганин растерялись, не захотели брать на себя ответственность.

Но сговор всё же был. Пока Сталин был жив, четвёрка друзей была неразлучна. Каждый стерёг друг друга. Хрущёв поглядывал за дружбой Маленкова и Берии и старался к ним примкнуть. Он знал кухню предательства и интриг и, опасаясь, что Берия и Маленков сговариваются против него, терпеливо разыгрывал роль бесхитростного мужичка. Он ждал своего часа. Крестьянская смекалка и на этот раз его выручила. Берия, единственный из политического руководства страны, кто желал десталинизации и либерализации советской системы (его послесталинские 112 дней подтверждают эти намерения), оказался обойдён крестьянской хитростью Никиты Хрущёва. Впоследствии она же помогла Хрущёву в низвержении Маленкова, Молотова, Кагановича, а затем в устранении того, кто помог ему удержать власть — маршала Жукова.