Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна - [36]

Что да, то да! Бедненький Микоян, безропотная жертва пьяных коллег! Он не замечает подложенный на стул помидор, ловится на глупый розыгрыш Сталина и, к радости собутыльников, пачкает брюки. Такое с ним случалось не раз. Участники застолий, зная его характер, склонный к прогибам, избрали его предметом своих насмешек. Об этих невинных шалостях взрослых мальчиков на сталинских застольях в Сочи и в Кунцево в книге «Только один год» рассказала очевидец — Светлана Аллилуева[96].

Она не поняла Микояна. Девчушка ведь. Если товарищам смешно и Сталину весело, почему бы не плюхнуться на помидор? Шутка ведь. Весёлая шутка. Зря Микоян не рассказал о ней в своих мемуарах. Все вместе повеселились бы.

Зато всем вождям преданный Микоян рассказал, как 21 декабря 1952 года, несмотря на жёсткую критику на пленуме и угрозу физической расправы, вместе с опальным Молотовым он приехал без приглашения Сталина на его день рождения и что произошло вместо ожидаемого примирения. Вспомним, когда именно происходила попытка трогательного братания. У Молотова жена четвёртый год находится в заточении, у Микояна два сына побывали в тюрьме. Оба экс-друга понижены в должности, подвергнуты публичной порке на пленуме и почти объявлены шпионами. Несмотря на унижения, Микоян напрашивается на день рождения (заискивающе спрашивает позволения у других членов Политбюро) и едет с товарищескими поздравлениями на мальчишник. Как мило. По-товарищески. Хотел по традиции ещё на Новый Год приехать — ко двору не пустили.

Обида так и звучит в его голосе:

«Но через день или два то ли Хрущёв, то ли Маленков сказал: «Знаешь что, Анастас, после 21 декабря, когда все мы были у Сталина, он очень сердился и возмущался тем, что вы с Молотовым пришли к нему в день рождения. Он стал нас обвинять, что мы хотим примирить его с вами, и строго предупредил, что из этого ничего не выйдет: он вам больше не товарищ и не хочет, чтобы вы к нему приходили».

За месяц или полтора до смерти Сталина Хрущёв или Маленков мне рассказывал, что в беседах с ним Сталин, говоря о Молотове и обо мне, высказывался в том плане, что якобы мы чуть ли не американские или английские шпионы.

Сначала я не придал этому значения, понимая, что Сталин хорошо меня знает, что никаких данных для того, чтобы думать обо мне так, у него нет: ведь в течение 30 лет мы работали вместе. Но я вспомнил, что через два-три года после самоубийства Орджоникидзе, чтобы скомпрометировать его, Сталин хотел объявить его английским шпионом. Это тогда не вышло, потому что никто его не поддержал. Однако такое воспоминание вызвало у меня тревогу, что Сталин готовит что-то коварное. Я вспомнил также об истреблении в 1936–1938 гг. в качестве «врагов народа» многих людей, долго работавших со Сталиным в Политбюро.

За две-три недели до смерти Сталина один из товарищей рассказал, что Сталин, продолжая нападки на Молотова и на меня, поговаривает о скором созыве пленума ЦК, где намерен провести решение о выводе нас из состава Президиума ЦК и из членов ЦК.

По практике прошлого, стало ясно, что Сталин хочет расправиться с нами и речь идёт не только о политическом, но и о физическом уничтожении»[97].

Выдержки из длинного объяснения Микояна (многое я пропустил, желающие выслушать его стоны могут обратиться к книге. — Р. Г.) описывают панический страх, охвативший всех членов Политбюро. Отдали дракону жён, детей и всё равно спешат засвидетельствовать личную преданность. Уже ясно, что речь идёт об их физическом истреблении. И что? Способен ли кто-нибудь на мужской поступок? У Молотова, Андреева — жёны-еврейки в тюрьме. У члена Политбюро и председателя Президиума Верховного Совета СССР Калинина (умер в июне 1946-го) — жена с 1938 года в заточении. У Поскребышева, в течение 25 лет являвшегося помощником Сталина, жена-еврейка, мать его дочерей, семилетней Гали и годовалой Наташи, арестована в 1939-м и через два года расстреляна. У полного Георгиевского кавалера, лихого конника, маршала Будённого жена Ольга Михайлова, певица Большого театра — в тюрьме с 1937 года (освобождена лишь в 1956-м).

Мужчины, где вы?! Руки и ноги дрожат. В Политбюро и в ЦК мужчин нет, сплошные товарищи. Жёны декабристов, добровольно отправившиеся в ссылку за своими мужьями, оказались мужественнее мужей-коммунистов.

Единственным, кто сумел отстоять жену-еврейку, был Ворошилов. Рассказывают, что, когда пришли её арестовывать, он несколько раз предупредительно выстрелил из револьвера в потолок. Запросили Сталина: «Что делать?» Вождь смилостивился: «Чёрт с ним». Было ли так в действительности или это очередная байка, коих присутствует множество, создавая легенды о том, чего никогда не было и не могло быть, подтверждающих документов нет. Известно лишь, что Климент Ефремович жену от тюрьмы уберёг, а в пятидесятые годы, вплоть до смерти Сталина, был в немилости у вождя. Как и Молотова, его не приглашали на кунцевские посиделки.

Хрущёв вспоминает, что после съезда испуганные Микоян и Молотов назойливо и безуспешно искали встречи со Сталиным, пытаясь вернуть его расположение.

«Они узнавали, что Сталин в Кремле, и приходили. А если он уезжал за город, то тоже приезжали к нему. Их пропускали. <…> Но однажды Сталин впрямую сказал: «Я не хочу, чтобы они приезжали». Не знаю, что конкретно он сделал, но, видимо, приказал никому не сообщать, когда он приезжает в Кремль, и не говорить, где он находится, если звонят Микоян или Молотов и справляются о нём. Они разыскивали Сталина потому, что хотели тем самым сохранить себя не только как руководителей и как членов партии, а и как живых людей (выделено мной. — Р. Г.). Добивались, чтобы Сталин вернул своё доверие. Я это понимал, сочувствовал им и всемерно был на их стороне»