Смерть современных героев - [18]

* * *

Теплой волной горячего воска ударило в лица толпы. Сзади щелкнул затвор запрещенного фотоаппарата. Религиозный парад двигался не быстро. Рода войск не сменялись, но постепенно увеличивался возраст участников. Юные бледные ангелы сменились пятнадцатилетними или семнадцатилетними ушастыми гориллами с нечистой кожей и несформировавшимися еще в лицо чертами.

— Тяжелая стадия мастурбации, — комментировала мисс Ивенс.

У нескольких были кирпично-розовые щеки деревенских парней. Мелкие, неинтересные, очень южные черты лица изобличали абсолютную незначительность персонажа.

— Бедные семьи отдают детей в священники. Хорошая карьера в Италии, — щепнула недоброжелательная комментаторша.

Горбоносый, обритый наголо, на них оскалился и им подморгнул, проходя, парень. С таким лицом он вполне мог бы шествовать из зала суда, сопровождаемый двумя карабинерами. И так же подморгнул бы им, толпе.

Юбки солдат религии хлопали и тяжело шелестели. Под юбками скрывались стройные и уродливые тела, вздутые и запавшие животы, и колыхались под животами всегда наполненные тяжелые шары священнослужителей. Беспокойно было влияние этих тугих гирь на жизнь солдат религии. Из-под юбок выскальзывали попеременно ботинки и сандалеты. Носки и голые ноги сквозь ремни сандалет. В данный момент ступни проходившей армии были большие и грубые. Мимо, Галант поднял голову, дефилировали солдаты во цвете сил. Сытые, хорошо бритые щеки отливали южной синевой. Запахом одеколонов и деодорантов повеяло на толпу. И самые крупные, самые тяжелые гири качались в такт пению под юбками. И крепко и ярко горели сжимаемые ими свечи.

Пятидесятилетние и шестидесятилетние солдаты религии являли собой более разнообразное собрание индивидуумов. На лицах нескольких была написана самая простая страсть преклонного возраста — обжорство. Одного, только что отобедавшего, очевидно некстати, толстяка клонило ко сну. Несколько патеров имели сизый цвет лица, знакомый Галанту по лицам парижских клошаров — алкоголиков. Высокий, худой патер с костистыми скулами нес на лице такую дикую страсть, что Галант не решился посмотреть ему в глаза, несомые патером твердо впереди себя.

— Поглядите, Фиона! — стиснул он зеленый рукав мисс, выдвинувшейся вперед.

— Садист! — убежденно сказала мисс.

Галант подумал, что определения мисс Ивенс страдают категоричностью, но в какой-то области чувств патер несомненно был неистов. Елейные, приятные, чистые и улыбчивые, некоторые в очках, прошли старички, определенные англичанкой как педофилы. Последним, тяжело опираясь на палку, с маленькой свечой паралитизировал вслед бригаде совсем старый, замшелый гоплит.

— Подводя итог параду, — сказал Галант, когда они выбирались из базилики, — можно сказать, что на всю религиозную бригаду из сотни или более человек не показали ни единого типа без пороков и страстей. Вся эта команда могла отлично иллюстрировать своими ликами учебник психопатологии… Мерси, мисс Ивенс, и мерси, мисс Марихуана. В нормальном состоянии, внимательно вглядываясь, можно догадаться, что некоторые из них монстры, но мисс Марихуана не оставляет никаких сомнений. Вот почему все правительства против драгс. Они не хотят, чтобы подростки были хай, ибо в этом состоянии детки видят, какие монстры взрослые люди. Правда всплывает наружу, и вся социальная игра расстраивается. Глядишь по Ти-Ви на министра, а министр…

— Кто-нибудь заметил среди них убийцу? — Мисс Ивенс закашлялась. Они вышли на мокрую площадь.

— Я не видел, — сказал Виктор. — Но можно было хорошо рассмотреть только крайних двух. Так что половину прелестей мы не увидели.

17

— Завтра мы встанем рано, купим карту и отправимся серьезно обследовать город, — сказала мисс, когда они оказались в комнате.

Галанту пришлось, не пользуясь лифтом, взбежать по лестнице. Неясно было, наказывает ли администрация клиентов, платящих за двух, а живущих втроем, но на всякий случай они решили не рисковать. Разумнее было использовать деньги на другие цели. Дверь лифта находилась анфас — прямо перед конторкой ресепшионистов, лестница была не видна им из сидячего положения.

Мужчины ничего не ответили мисс, занятые отвинчиванием кроватей от спинки. Было решено радикально сдвинуть кровати вместе и расположиться на них через равные промежутки.

— Вы, я вижу, оба очень нелюбопытные существа. Архитектура Венеции вас не интересует? — продолжала мисс Ивенс. — Кто-нибудь наконец поможет мне снять сапоги?

Виктор встал. Прошел к сидящей в кресле мисс и стащил с нее сапоги, обнажив сиреневые пенти в дырах. Пятки оказались совсем голыми. Святая юродивая расхохоталась.

— Если бы моя покойная мамочка, леди Ивенс, увидела, в каких чулках ходит ее дочь…

— И в какой компании она проводит время, — подсказал Галант с полу.

— Ну, скажем, мне приходилось бывать и в куда более худших компаниях. В неаполитанской тюрьме компания была куда хуже. — Мисс расхохоталась.

— Ты была в неаполитанской тюрьме, Фиона? Ты мне никогда об этом не рассказывала. — Виктор, оставив спинку кровати, обернулся к мисс.

— Об отдельных эпизодах моей жизни я предпочитаю не рассказывать, — юродивая потерла ступней о ступню, — ничего интересного… Южная тюрьма, как в Турции или в Греции. Грязь, вонь, пять месяцев расследования. Крикливые итальянские женщины. Мой адвокат с помощью моего, тогда еще нормального, папочки (он, впрочем, никогда не был вполне нормален, мой папочка) вытащил меня из истории. — Мисс Ивенс помолчала. — Я получила шесть месяцев тюрьмы и вышла через пару недель, так как пять месяцев уже отсидела. Правда и то, что, если бы я не была дочерью члена Британского парламента, лорда Ивенса, я бы задержалась в прекрасном южном городе куда дольше.