Смерть швейцара - [77]

— Оленька, теперь можно, входите, — прогремел из коридора голос администратора, и она поднялась на непослушных ногах с места. Шаг, другой, третий — и вот, наконец, дверь. Открыв ее, Ольга с минуту стояла, привыкая к яркому свету, заливающему коридор, и беспомощно моргала. Но скоро все предметы снова обрели свои привычные очертания, свет перестал казаться ярким, и Ольга шагнула в распахнутую дверь своей прежней обители.

Первым делом она увидела свою картину, лежавшую на полу у самого выхода. Бумага, в которую она была запакована, в одном месте свисала клочьями — было ясно, что тот, кто хотел ее унести, предварительно осматривал полотно. Как это ни странно, кошмарная репродукция картины Васнецова тоже была сорвана со стены над диваном и валялась на полу. Сам же виновник всего этого переполоха стоял к Ольге спиной, у окна, и она заметила, что руки у него отведены назад и скованы наручниками. Дорогая замшевая куртка, которая обтягивала его широкие плечи, ничуть не напоминала кожаную куртку ее бывшего любовника, и Туманцева с облегчением перевела дух. Тем не менее, в фигуре ночного пришельца определенно угадывалось что-то знакомое, а когда он, наконец, повернулся к ней лицом, у Ольги перехватило горло — перед ее взором предстали дорогие, с тонированными стеклами, очки и роскошная седая прядь, украшавшая лоб владельца антикварного магазина «Аэлита» Алексея Витальевича Заславского.

— Ну вот, Оленька, я же говорил, что это Заславский — а вы мне не верили, — удовлетворенно произнес Меняйленко, оторвавшись на мгновение от мобильного телефона. Потом он снова приник к аппарату и стал лающим голосом отдавать распоряжения. Ольга догадалась, что администратор вызывал еще одну машину — с охраной — для перевозки задержанного. В комнате несколько раз прозвучало знакомое каждому москвичу название «Лефортово».

«Вот куда ниточка тянется, — подумала Ольга. — В контрразведку. Может, Заславский — шпион? Но почему, все-таки, он хотел меня убить? Я же для него никто».

Меняйленко закончил командовать, сунул телефон в карман и, понимая состояние молодой женщины, громко сказал — так, чтобы его слышал и Заславский:

— А вы сами его спросите, Оленька, зачем ему понадобилось вас убивать. Может, скажет?

Алексей Витальевич презрительно скривил рот.

— Это провокация, и вы, господин Меняйленко, за это ответите.

— Но я? — воскликнула Ольга, обращаясь к антиквару. — За что должна была расплачиваться я? Ведь я не сделала вам ничего дурного! Почему вы меня преследовали? Зачем?

Заславский смерил ее тяжелым взглядом серых глаз, в которых — даже сквозь тонированные стекла — видна была полыхавшая ненависть.

— У-у-у, проклятая дура, — только и сказал он, после чего снова отвернулся к окну и не произнес больше ни слова.

— Не расстраивайтесь, Оленька, он не прав, — Меняйленко ободряюще коснулся ее плеча. — Я лично придерживаюсь иного мнения о ваших мыслительных способностях, а мое мнение, надеюсь, для вас что-нибудь да значит. Зато господин Заславский в этом деле сам проявил себя не с лучшей стороны, хотя, в каком-то смысле, его понять можно — запаниковал. А вот этого, — наставительно добавил администратор, — мужчина себе позволять не должен. Никогда.

В кармане у Александра Тимофеевича запищал телефон. Выяснилось, что машина за Заславским уже пришла. Через несколько минут в коридоре небольшой квартиры уже толпились одетые в темные пальто люди. Они почти не отличались от Михайлова и Панаеотова. Один из них — высокого роста, но с не запоминающимся, каким-то стертым лицом — ткнул Заславского в спину дулом пистолета и коротко скомандовал: «На выход». Задержавшись у двери, он повернулся к Александру Тимофеевичу и спросил, указав пальцем на небрежно брошенные на пол картины:

— А с этим хозяйством как поступим? Сейчас увезем — или вы нам сами потом доставите? все-таки улики. Хотя, насколько я знаю, ничего ценного здесь нет.

— Сам привезу, майор, сам — так и передайте Шаповалову, — сказал Меняйленко. — Прежде надо экспертизу провести. Ведь от вас этого не дождешься.

— Ну-ну, — хмыкнул высокий, — вольному воля.

Повернувшись к своим людям, он взмахом руки дал им знать, чтобы те выводили задержанного, после чего сам исчез в дверном проеме. Когда за контрразведчиками захлопнулась дверь, Ольга вопросительно посмотрела на Меняйленко.

— Ну а мы что станем делать? Может быть, вы просветите меня насчет происходящего? Хотя я собственными глазами видела здесь Заславского, я до сих пор не в силах разобраться во всех тонкостях дела. И вообще, почему со стены сорвали «Богатырей»? Это Заславский сделал? Или ваши ребята? Уж Заславскому-то такая дрянь точно не нужна!

— Как знать, как знать, — загадочно цедил сквозь зубы Меняйленко, помогая Ольге надевать пальто. — Мы вот что сделаем. Сейчас я вас отвезу домой, а через пару деньков встретимся и тогда обязательно обо всем поговорим. Кстати, у меня есть к вам письмецо, — добавил он, протягивая узкий надушенный конверт. — У вас, кажется, с князем Аристархом вышла какая-то размолвка?

Ольга вспыхнула, как маков цвет, и отвела глаза.

— Да, то есть, нет. Вернее, размолвка вышла не с ним, а с...