Смерть швейцара - [18]

— А я не знала, что в живописи вы тоже разбираетесь, Александр Тимофеевич, — сказала Ольга, отставляя свою чашку на подлокотник дивана. — Судите вы, во всяком случае, с уверенностью эксперта. Но при этом сами себе противоречите. Если эта картина так уж дурна, зачем вы затребовали ее для вернисажа?

— Гляньте, князюшка, какие с девушкой происходят метаморфозы. Она уже не жертва, она следователь! — Меняйленко картинно развел короткими руками, намекая, что стойкость и упорство Ольги заслуживают восхищения.

— А ведь Ольга права, Александр Тимофеевич, — задумчиво произнес Аристарх, извлекая из портсигара свою греческую сигарету «Алексей Комнин». — В самом деле, зачем?

— Потому что она из имения князей Усольцевых. Когда большевики заграбастали поместье, все картины отправили в Первозванск. Самые ценные оттуда перевезли в Эрмитаж или продали за границу, чтобы купить паровозы. Те же, что особой ценности не представляли, — как этот этюд № 312, — оставили в краеведческом музее. Поскольку тема выставки — «Шедевры живописи из спасенных дворянских усадеб», мы, для представительности, договорились с музеем о передаче нам и этого, с позволения сказать, шедевра.

— Есть все-таки в ваших рассуждениях какой-то изъян, — сказала Ольга. Она спустила ноги с дивана и, опершись локтями о край стола, вперила в администратора взгляд продолговатых глаз. — Вы совсем упустили из виду швейцара. Пропажа картины и его смерть произошли почти одновременно — так?

— Допустим, — был вынужден согласиться Меняйленко.

— Значит, по-вашему, это совпадение? Предположим. Тогда вернемся к обстоятельствам смерти старика. Помните два стакана у него на столе? К нему перед смертью заходили, это ясно.

— Это, Оленька, даже дознаватель признал. Но не стал поднимать из-за этого шум — и вы помните, почему. — Меняйленко уже не шутил, он говорил взвешенно и серьезно, желая, очевидно, раз и навсегда покончить с этим делом.

— Но дознаватель поленился опросить соседей. А я нет. Когда вы уехали на свой вернисаж, я прошлась по их комнатам и выяснила, что старик Савельев имеет обыкновение записывать время своего отхода ко сну. Он и в ту ночь записал: половина первого. А в полночь, по его словам, к швейцару пришел гость. Умер же Ауэрштадт в начале третьего. Таким образом, эти три события отстоят друг от друга на полчаса и на час-полтора соответственно. Двенадцать, двенадцать тридцать и, скажем, два часа двадцать минут ночи. Довольно тесная получается цепочка, вы не находите? Тоже скажете, что это совпадение?

— Все эти совпадения я мог бы объяснить, не вдаваясь в детективные сюжеты. Мог бы, но не буду. Давайте, черт возьми, примем вашу точку зрения: как-никак, вы рисковали жизнью, чтобы подкрепить ее фактами — если, конечно, то, что вы сообщили нам и в самом деле факты, а не мудрствования пенсионера. Прежде всего, однако, мне надо позвонить в клуб. Вдруг картина уже нашлась? Представляю, какое сожаление вы испытаете...

— Я тоже не склонен к авантюрам, — вступил в разговор Аристарх. Он поднялся с дивана, подошел к окну и, отодвинув тяжелую кремовую штору, бросил взгляд во двор. — Но мне никак не дает покоя фамилия вашего швейцара. Ауэрштадт? На мой взгляд, такой фамилии у простого смертного просто не может быть. Это родовое имя князей Австрийской империи, имевших, правда, родственную, младшую ветвь в Германии. В саксонском курфюршестве, если мне не изменяет память. Само же имя восходит ко времени правления Оттона Первого, то есть к девятому, приблизительно, веку, когда Австрия еще входила в Священную римскую империю.

— Я, разумеется, всех этих тонкостей знать не могу. Недостаток образования. И об Оттонах Первых, а также Вторых, Третьих и Четвертых представления почти не имею. Помню только из какой-то исторической книги, что это были жестокие и злые императоры, правившие Германией в стародавние времена. Но еще лучше я помню личное дело швейцара Ауэрштадта, поскольку моя святая обязанность знать о своих сотрудниках все. Так вот там черным по белому было написано, что Николай Павлович Ауэрштадт происходил родом из крестьян Древлянской губернии и до переезда в Первозванск проживал в деревне Листвянка.

Аристарх подумал, что Александр Тимофеевич образован значительно лучше, чем хочет показать. О том, что в Германии существовало четыре императора с именем Оттон — не больше и не меньше, — мог знать только весьма начитанный и эрудированный человек. Так в каком же учебном заведении Меняйленко изучал Оттонов? — задался он вопросом, но спрашивать об этом администратора не стал. Вместо этого он сухо улыбнулся и, усевшись верхом на круглый стул с винтом, сказал:

— Вы отлично знаете, что написать можно все. Мой дедушка, кстати, тоже писал, что он крестьянин из-под Вильно. Такое было время. Если человек не претендовал на работу в госаппарате или в секретном учреждении, его особенно и не проверяли. Истина, разумеется, временами становилась достоянием общественности, но только, повторяю, временами. Кому же нужно было проверять листок по учету кадров какого-то Швейцара? Даже в тридцать седьмом году НКВД не в силах был выяснить подноготную каждого, ну а после смерти Сталина подозрительности все-таки поубавилось.