Смерть ростовщика - [11]
— Ну, а если он способен подозревать честного человека в том, что тот вор и разбойник, не желаю я ни видеть его, ни просить о келье! И келья его мне не нужна, и знакомство с ним. Говоря словами Саади, «его дар отдадим ему обратно», — сказал я и, расставшись с Рахими-Кандом, отправился по своим делам.
После этого случая прошло несколько дней. Я не встречал больше Кори Ишкамбу, да и не стремился его встретить. Я совершенно выбросил из головы мысль о том, чтобы познакомиться с ним и попросить его о келье, счел за лучшее держаться от этого человека подальше.
Как-то сидел я, погрузившись в свои размышления, на плоской крыше лавчонки торговца солью на площади перед медресе Кукельташ. Вдруг около меня на землю легла чья-то тень. Я так глубоко задумался, что даже не поднял головы, чтобы посмотреть на подошедшего.
— Ас-салам алейкум! — послышался надо мной голос, произнесший это приветствие с акцентом, обычным для чтецов Корана>{12}.
Подняв голову и взглянув на пришедшего, я очень удивился. Со мной, оказывается, заговорил сам Кори Ишкамба. Он ковырял в зубах деревянной зубочисткой, вытаскивал кусочки застрявшей между зубами пищи, разглядывал их и снова отправлял в рот.
Так как я был обижен его неосновательными и оскорбительными подозрениями, то неохотно ответил ему на приветствие и снова погрузился в свои мысли.
— Прекрасный воздух на площади у медресе Кукельташ! — сказал он, присаживаясь рядом со мной.
Я промолчал.
— Братец, может быть, у вас есть ко мне какое-нибудь дело, из-за которого добрых два дня вы ходили за мной по пятам? — спросил он мягким тоном.
— Конечно же! — ответил я резко. — Мне хотелось узнать, сколько у вас денег и куда вы их прячете, чтобы сообщить это гиждуванским ворам и вас ограбить!
— Когда незнакомец вас преследует, это, естественно, вызывает подозрение. У вас нет причины обижаться. Расспросив кое-кого и убедившись, что вы человек честный и порядочный, я хотел извиниться перед вами и с этой целью, увидев вас здесь, подошел и присел рядом с вами. Я хотел бы, чтобы вы простили мне мои подозрения, — сказал он, и в тоне его действительно послышались искренние нотки.
Хоть я ничего и не сказал в ответ, он по выражению моего лица понял: извинение его принято и я больше не сержусь. Тогда он добавил серьезно:
— Будет не лишним, если я расскажу вам немного о себе. Люди ошибаются, подозревая, что я человек денежный; если я даже и зарабатываю две-три теньги для своей семьи — и те я отдаю на сохранение в верные руки, а потом по мере надобности беру на расходы.
Из слов его я понял, что у него остались некоторые сомнения на мой счет. Однако я решил, что нет смысла разуверять этого человека: в нем, видимо, подозрительность укоренилась, как застарелая хроническая болезнь. Все же, чтобы хоть немного развеять его опасения, я сказал:
— Мне нужна келья для жилья. Один из моих друзей сообщил, что у вас есть собственные кельи. Потому-то я и стал искать случая попросить вас предоставить мне временно одну из них. Но услышав, что моя попытка познакомиться с вами вызвала у вас нехорошие подозрения, я решил «дар ваш отдать вам обратно», — закончил я шутливо.
— Самому мне никогда не приходилось покупать кельи, — ответил он. — Я отроду не имел и не имею наличных денег. Но у меня есть две-три кельи, которые достались мне в наследство от моего покойного отца.
Подчеркнув таким образом еще раз, что у него нет наличных денег, Кори Ишкамба, немного помолчав, спросил:
— Что же, нашли вы келью или и сейчас у вас нет жилья?
— Все еще не нашел!
— А если бы у вас была келья, стали бы вы каждый день варить плов? — снова спросил он.
В моей голове промелькнула мысль, что Кори спрашивает меня об этом потому, что у него, вероятно, осталась какая-нибудь келья без очага и дымохода. Поэтому я ответил:
— Меня устроила бы келья и без очага и без дымохода, потому что я почти никогда не варю себе пищу.
— А в моей келье есть как раз очаг, который требует, чтобы на нем ежедневно готовился на двух человек хороший жирный плов с мясом, — сказал он шутливо, но тут же добавил серьезным тоном: — У меня есть две кельи, которые я сдал ученикам медресе на условии, что каждый из них ежедневно должен готовить плов на двоих: один ученик варит утром, часов в одиннадцать, а другой — к вечеру. В назначенный час прихожу я.
— Как! Вы можете ежедневно по два раза есть плов? — прервал я его вопросом.
— О, если бы только оказалось возможным, то и четыре и пять раз в день могу поесть плова! — И в глазах Кори Ишкамбы появилась алчность. — Один из этих учеников, — продолжал толстяк, — добросовестно, каждый день, не пропуская, готовит плов. Другой хитрит: иногда убегает, заперев келью на замок. Когда я на другой день прижимаю его, он находит всяческие отговорки: «Вчера у меня не оказалось денег» или «Вчера я был в гостях». Но ведь в делах и денежных расчетах такие объяснения не стоят и медного гроша! В течение прошлого года он под такими предлогами четыре раза не приготовил еды!
Замолчав, Кори Ишкамба снова стал ковырять в зубах своей острой зубочисткой. Так как между зубами остатков пищи уже не было, он вытащил зубочистку окровавленной.
В романе «Рабы» С. Айни широко и на конкретном материале раскрывает жизнь народов Средней Азии до революции и после нее.Безрадостна и темна жизнь угнетенного, а жизнь рабов и женщин — ужасна. Недаром Некадам, герой романа, сравнивает свою жизнь с положением птицы, попавшей к змее.Но всему приходит конец. Приходит конец и безраздельному господству баев и мулл, народ с оружием в руках борется за равноправную, счастливую жизнь. Бывшие рабы берут власть в свои руки и начинают строить новое общество.Вступительная статья М.
Повесть «Бухарские палачи» Садриддин Айни начал в 1920 году, в августе, накануне бухарской революции. Повесть была закончена в ноябре и сдана в Госиздат Бухарской Народной Советской Республики. Однако она не была напечатана, позже автора уведомили, что рукопись утеряна. Впервые повесть «Бухарские палачи» напечатали в журнале «Инкилоб», в сокращенном виде (на узбекском языке) в 1922 году, и только в 1936 году это произведение опубликовано полностью (на таджикском языке).Текст воспроизведен по изданию: Айни, Садриддин.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.