Смерть президента - [2]

— Раздайся море — говно плывет! — ответил с достоинством Пыёлдин. Слова эти были не всем понятны, но столько в них было уверенности и пренебрежения к тяготам окружающей жизни, что сокамерники, переглянувшись, смолкли. Пыёлдин, спрыгнув с нар, азартно прошелся по кругу непередаваемой своей походкой — полуприсев, согнув руки в локтях, двигая ими взад-вперед и играя плечами. Радостное возбуждение охватило его, и, не сдержавшись, все так же пританцовывая, подошел он к вертолетчику и расцеловал в обе небритые щеки. И хотя не было нигде вокруг вертолета, да и быть не могло, хотя сам вертолетчик Витя сидел на нарах, тоскливо глядя в зарешеченное окно, что-то изменилось в мире, потянуло свежим ветерком свободы, и Пыёлдин первым почувствовал этот еле уловимый, нежный сквознячок. Исходил он от мордатого Вити, который смотрел на Пыёлдина подозрительно и настороженно.

А мысль Пыёлдина продолжала работать в заданном направлении — есть вертолетчик. Значит, вывод может быть единственным — нужен вертолет. «Нужен вертолет!» — твердил себе Пыёлдин, но ни слова никому не говорил. Знал, твердо знал — есть в камере стукачи, и стоит ему обронить одно неосторожное словечко, как оно сразу станет известно Суковатому, начальнику тюрьмы. И любой его план, самый тонкий и замысловатый, рухнет в тот же момент.

Такой план у Пыёлдина возник — именно тонкий и замысловатый.

Но требовалась встреча с начальником тюрьмы. Предлог годился любой. И Пыёлдин начал добиваться такой встречи, хотя надежды на успех было немного. Но дошел, дошел до Суковатого слух, что беглец-профессионал Пыёлдин хочет с ним повидаться. И наконец наступил день, наступил час, когда Суковатый согласно кивнул большой кудлатой головой.

— Ладно, — сказал он. — Ведите. Посмотрю, что за хмырь.

Большого впечатления Пыёлдин никогда не производил, а тут и вовсе показался Суковатому каким-то мелковатым, жуликоватым, даже трусоватым, что, в общем-то, действительности не соответствовало. Но Суковатый этого не знал и с легким пренебрежением, с чуть заметным недовольством наблюдал, как Пыёлдин, потоптавшись у двери, сам подошел к окну и выглянул во двор, что само по себе уже было наглостью. Но Пыёлдин тут же спохватился и снова замер у двери, скрестив руки в нижней части живота.

— Ну? — сказал Суковатый. — И что?

— Мыслями хотел поделиться, гражданин начальник, — смиренно произнес Пыёлдин.

— Чем? — отшатнулся начальник от стола.

— Лежишь вот так ночью на нарах, а мысли идут, идут… И не знаешь, что с ними делать. — Пыёлдин подкатил глаза к потолку и на некоторое время замер в позе униженной и печальной.

— Насколько мне известно, мысли у тебя могут быть только об одном, — усмехнулся Суковатый и весело подмигнул конвоиру, который доставил Пыёлдина из камеры.

— Думаете, о бабах? — Пыёлдин расчетливо опередил начальника и сразу сбил того с подозрения о побеге. — Ошибаетесь, гражданин начальник. Очень крепко ошибаетесь.

— Неужели?

— Какие бабы, — вздохнул Пыёлдин.

— О чем же твои мысли?

— О пользе дела.

— Надо же, — крутнул головой Суковатый. — Где же, в какой области человеческой деятельности ты решил принести пользу?

— В воспитательной области.

— Так, — крякнул Суковатый. — Продолжай.

— В тюремной, — добавил Пыёлдин.

— Одобряю. Говори.

— Предложение мое заключается в том, чтобы исключить самую малую возможность побега заключенных, подследственных, подозреваемых… И прочих, которых вы призваны охранять по долгу службы.

Пыёлдин произнес все это с такой скорбью в голосе, посмотрел на Суковатого так честно и проникновенно, что тот устыдился дурных мыслей об этом несчастном человеке.

— Ты считаешь, что охранные меры недостаточны?

— Видите ли, гражданин начальник… Охранные меры, это как деньги — их никогда не может быть слишком много. Они никогда не могут быть излишними. Если есть возможность повысить, укрепить, предусмотреть, значит, надо повысить, укрепить и предусмотреть.

Суковатый опустил голову, поправил телефон на столе, сдвинул в сторону календарь. Взгляд его был озадаченным и смущенным.

— Не понимаю я тебя, Пыёлдин, — сказал он. — Не понимаю. Всю жизнь ты бегал, как поганый заяц…

— Когда-то надо и остановиться. — Пыёлдин потупил глаза.

— Так… Это мне нравится. Наконец-то ты решил взяться за ум… Я уж, честно говоря, и не надеялся. Приветствую. Одобряю. Что предлагаешь?

— Я присяду? — спросил Пыёлдин.

— Садись. Хотя, как мне кажется, ты уже давно сидишь? А? — Суковатый расхохотался.

Пыёлдин к шутке начальства не присоединился, на стул у двери сел молча, с самого краешка, но с достоинством.

— Значит, так, — он в волнении потер ладонями по коленкам. — Смотрю я как-то в окно камеры… И что же вижу?

— Действительно, что же ты видишь?

— Я вижу, как по полю электрики тянут высоковольтную линию… Мачты ставят, катушки с кабелем подвозят…

— Предлагаешь по нашей колючей проволоке высокое напряжение пустить? — посуровел Суковатый. От гнева он даже со своего стула приподнялся и тяжело навис над тщедушным Пыёлдиным.

— Упаси боже! — замахал руками Пыёлдин. — Как вам такое только в голову могло прийти, гражданин начальник?! — От охватившего его ужаса Пыёлдин руками прикрыл лицо. — Это же негуманно, это не по-нашему… О другом речь, совсем о другом… Вы видели, какие мачты устанавливают? Красота! Настоящая сталь, прекрасный уголок, серебристая краска… Солнце из-за тучки выглянет — глазам больно смотреть на эту мачту… Сверкает будто в инее… Хотя некоторые мачты, как я заметил, с нарушением сделаны. Не годятся они для высоковольтной линии… Размеры сварщики не соблюли, доставили небрежно, конструкции смяты, изломаны…