Смерть под занавес - [5]

– У вас маленький театр?

– Да, семь человек. Сейчас в некоторых театрах и антрепризах играют и вовсе два или три актера. Но я руководствуюсь другим – не экономией на зарплате и декорациях: я считаю, что спектакли не должны быть перегруженными героями, пусть зритель полнее насладится игрой каждого актера. Кроме того, это создает впечатление камерности, сопричастности к происходящему на сцене. – Гурдина поворачивала фужер к свету, и хрусталь искрился солнечными брызгами.

Отпивая мелкими глотками терпкое вино, Катя вдруг поняла, что больше всего на свете ей сейчас хотелось бы отдохнуть в холле, развалившись в кресле, и вздремнуть под музыкальный шум маленького водопада.

Глава 2

В свои неполные двадцать семь Катя Муромцева обладала однокомнатной квартирой на Большой Бронной, пальмой, которой она подарила имя гордой египетской царицы Клеопатры, и разрозненными предметами итальянского гарнитура из красного дерева. Гарнитур достался Кате от бабушки, бывшей подруги и наперсницы одной известной балерины. Балерина, по словам бабушки, была непостоянна и капризна. Она могла ходить по своей квартире чуть ли не нагишом и распевать арии, а могла швырять в стену большой серебряный поднос, который, падая, издавал жалобный звук лопнувших гитарных струн. Поднос в конце концов перешел к бабушке, как и другие милые антикварные вещицы: табакерка, на крышке которой была изображена китайская пагода, два резных флакончика из-под духов, маленькая бонбоньерка, едва вмещавшая горсть конфет, и ажурный французский веер.

Дом, в котором жила Катя, был как бы поделен на две части. С фасада это был обычный старинный дом, с лепниной и барельефными мордами зверей, а вот с торца к зданию XIX века еще до Первой мировой войны пристроили три этажа. На крыше этой пристройки сделали большую террасу с цветочными клумбами. Почему здесь возникла терраса с цветником, никто из старожилов дома не знал. Ходили слухи, что когда-то в этом доме, уже под старость, поселился некий искатель приключений, скитавшийся по всему свету в поисках острых ощущений. Он-то и разбил цветник, посадив растения из разных стран, как бы напоминавшие ему о бурной молодости… По другой легенде – в одну певицу, жившую в доме, был страстно влюблен богатейший российский купец, который и выразил свои чувства таким необычным образом.

Все больше склонялись ко второй легенде и даже показывали квартиру, где якобы жила эта певица. Одни говорили, что после революции она эмигрировала в Париж, где пела в кабаре, сменив русское имя на французское, и даже впоследствии, будучи уже в преклонном возрасте, участвовала в движении Сопротивления. Другие утверждали, что певица вместе со всеми терпела голод и разруху в гражданскую войну, а в начале двадцатых все-таки уехала, но не в Париж, а в Константинополь, а оттуда – в Аргентину, подобно легендарной Изе Кремер. Но все сходились в одном: что она была замечательной красоты – с темно-рыжими волосами и фиалковыми глазами. Сейчас в ее квартире жила Маргарита Стефановна, бывшая билетерша Театра оперетты, с огромной персидской кошкой Эльзой.

В последние годы в доме произошли значительные перемены. Когда-то он принадлежал Министерству культуры, и населяли его исключительно люди, так или иначе причастные к служению вечному, доброму и прекрасному, но они потихоньку умирали, у многих не было ни детей, ни внуков, и поэтому в доме постепенно стали появляться и другие, не столь интеллигентные лица. Так, в квартиру шестнадцать после смерти ее владельца въехал директор магазина летней одежды из Европы, две квартиры на третьем этаже купили представители английской мебельной фирмы. А на пятом, в самой крайней квартире справа, поселился молчаливый человек, о котором толком никто ничего не знал. Правда, он подолгу отсутствовал, и поэтому квартира большей частью пустовала. Говорили, что это – молодой режиссер, представитель "новой волны", один из тех, кто сейчас вершит судьбу киностудии им. Горького. Но старейший житель дома, бывший электрик Большого театра Харитоныч, высказал смелое предположение, что это – переодетый чеченский террорист. Над ним дружно посмеялись, однако ближе чем на пять метров к квартире никто не подходил.

Катю в доме знали все. Последний год его жители явно сочувствовали ей, понимая, что она переживает не лучший период своей жизни. Как выражалась ее соседка, Вера Феодосьевна, у Кати царил "полный штиль на всей глади".

С детства бредившая поисками Атлантиды и путешествиями Колумба, после окончания школы Катя поступила на географический факультет МГУ. Училась она с восторгом, однако, завершив университетское образование, с ужасом поняла, что мечты – это одно, а жизнь – другое. Конечно, можно было, зная высоту Кордильер, работать продавщицей в каком-нибудь магазине или, окончив бухгалтерские курсы, устроиться в любую контору третьим помощником младшего бухгалтера. Но Кате хотелось сохранить романтическую верность своей профессии. И поэтому ей оставалось одно – пойти преподавать географию в школу. Правда, долго на одном месте она не задерживалась: очень скоро ее характер становился настоящей костью в горле школьной администрации. Свою последнюю работу – в частной гимназии в "живописном уголке московского лесопарка", как утверждали рекламные проспекты, – Катя просто возненавидела на второй же день. Ее раздражало все: туповатые детишки новых русских, ярко-розовый пиджак директрисы, шаркающая походка завуча, драконовские распорядки и покосившаяся скульптура девочки на шаре у входа в гимназию. Но, как назло, на горизонте ничего больше не светило, и Катя, стиснув зубы, каждый день исправно тряслась в автобусе, ходившем с завидным постоянством – раз в час.