Смерть планеты - [64]

Нивара без видимого усилия согнул ее спиралью и сказал самодовольно:

– Это недурно, но с еще большим удовольствием я сделал бы такой штопор из самого Шелома.

Дворец Шелома был волшебно иллюминирован, а большая площадь перед ним и прилегающие улицы запружены любопытной толпой, очевидно, ожидавшей прибытия индусского принца. Громадная прихожая, освещенная, как днем, также была заполнена нарядной и любопытной публикой. При приближении мага толпа расступилась и инстинктивно попятилась, охваченная неприятным чувством.

Гордо и спокойно поднимался Супрамати по широкой, покрытой ковром лестнице со статуями сатиров и демонов. Вдруг хорошенький чертенок из черного мрамора, нетвердо стоявший, вероятно, на подставке, пошатнулся, скатился с лестницы и ранил нескольких сатанистов, которые собрались в кучку и перешептывались, злыми глазами провожая адептов.

При входе в большую залу Шелом с поклоном встретил мага:

– Мы только тебя и ждали, принц; все гости наши в сборе, – сказал он, вежливо приглашая его войти, и потом повел его прямо к эстраде в несколько ступеней в глубине залы.

Там стояли три золоченых кресла; на высоких спинках двух из них красовались козлиные головы с рубиновыми, блестевшими, как живые, глазами, а на спинке среднего кресла была обращена вниз пентаграмма. Подле одного из кресел стояла Исхэт, и ее большие темные глаза пытливо глядели на стройную белую фигуру подходившего к ней мага.

Странный костюм молодой женщины восхитительно шел к ней. Вместо модного в то время трико на Исхэт была надета в виде юбки сетка из черного жемчуга и рубинов, с широкой бахромой внизу из таких же камней.

Тонкую, гибкую талию стягивал широкий, чеканного золота пояс, осыпанный бриллиантами; с пояса шел полукорсаж пурпурного газа, вырезанный в форме полумесяца, обнажая груди, слегка прикрытые бриллиантовыми подвесками. На шее блестело в несколько нитей колье, углом спускавшееся посредине груди и сходившееся с корсажем. Пышные волосы Исхэт были распущены и окутывали ее точно шелковистый черный плащ с синеватым отливом. Тоненький золотой обруч подхватывал непокорные кудри, а над челом красовалась маленькая летучая мышь – чудо ювелирного искусства; тельце и распущенные крылышки её были из черных бриллиантов, серого жемчуга и филиграни, а глаза рубиновые. Никогда, может быть, не была так ослепительно блестяща демоническая красота молодой женщины; она являлась истинным воплощением сладострастия в его наиобольстительнейшей форме. Когда Супрамати поклонился ей, жгучий огонь сверкнул в ее черных, как ночь, глазах, и она с чарующей улыбкой склонила голову.

Супрамати сел и начал рассматривать залу, представлявшую странный, волшебный вид по своему убранству, освещению и великолепию массивных, шитых золотом драпировок. Но зато собравшаяся толпа показалась магу отталкивающей своим животным выражением лиц, общим безобразием упадочной расы и неслыханным бесстыдством одеяний. Неподалеку от него сидели Нивара с Мадимом.

По знаку Иезодота начался первый номер увеселений. Раздалось странное дикое пение, а из двух боковых входов вылетели группы танцоров и танцовщиц. Все были украшены ожерельями, поясами и диадемами из драгоценных камней; на женщинах были

широкие газовые шарфы, а в руках у мужчин шелковые веера. Брезгливая дрожь пробежала по телу Супрамати; но не менее болезненное ощущение причиняла ему и его соседка. Говорят, что крайности сходятся, и точно в подтверждение этого парадокса, в данном случае высшая добродетель притягивала высшее сладострастие.

Не обращая внимания на представление, Исхэт пожирала глазами спокойное и прекрасное лицо мага, а веявшее от него легкое и нежное благоухание опьяняло ее. Она думала, что никогда не встречала такого обаятельного существа, и рядом с ним Шелом казался ей отвратительным, гадким; теперь она, конечно, не нуждалась ни в чьем приказании пускать в ход свое дьявольское искусство, чтобы завладеть этим человеком, который нравился ей как никто до сих пор и при виде которого в ней закипали все нечистые желания.

Супрамати ощущал беспорядочные излияния бушевавшей рядом бури животных чувств, но ясное спокойствие его лица не выдало его мыслей. Ему было даже забавно отчасти наблюдать, что Исхэт боялась, как бы Шелом не заметил, что она сравнивает его с ним, опасаясь, вероятно, какого-нибудь жестокого возмездия впоследствии; а угрюмый взгляд страшного хозяина скользил по нему, стараясь угадать, какое впечатление производит на гостя представление и пылкие взгляды соседки. На приглашенных же танцы произвели возбуждающее действие; шепот, смех и истерические крики раздавались в разных местах залы, лица раскраснелись и глаза блестели.

Когда танцоры удалились, перед эстрадой разостлали большой ковер, и вошел пожилой человек весь в черном, с пестрым платком в виде тюрбана на голове. Он стал на средину ковра, а два человека поставили перед ним инструмент вроде арфы, но иного несколько устройства, и он заиграл, вторя странной песне, с вибрирующими, пронзительными модуляциями, подобно свисту, резавшему воздух. Мало-помалу все заволокло красноватым паром. Вдруг раздался свистящий треск и со всех сторон появились разной величины змеи, ползавшие между рядами испуганно жавшихся приглашенных. Но гады не обращали, по-видимому, на смятение никакого внимания и направлялись прямо к ковру, где окружили музыканта и, став на хвосты, начали своеобразную и страшную пляску; глаза их блестели фосфорическим светом, а из открытых пастей капала зеленоватая пена. Возбуждение пресмыкающихся было чрезвычайно, но тут веявший в воздухе пар быстро оплотнился, и на ковер посыпалась из пространства туча змей. Увидя их, безумная ярость овладела явившимися первыми; они набросились на тех и завязалась битва. Гибкие тела их сплетались, мелькали острые языки, но в эту минуту произошло нечто отвратительное. Головы явившихся из воздуха змей превратились в человеческие черепа и начали высвистывать душераздирающую мелодию, которая слилась с пронзительным свистом земных змей. Затем несколько человек притащили юношу и молодую девушку, оцепеневших от страха, и бросили их на кучу гадов, которые тотчас расцепились и немедленно напали на кинутую им добычу…