Смерть отца - [146]

– Нет, нет, Саул! Ничего им не говори. Дай мне сказать первой.

– Тебе? И что ты им скажешь?

– Я расскажу им о том английском преступнике, который сумел проникнуть в тайник, где хранились драгоценности королевы и украсть их. Когда его поймали, то не наказали, а дали ему награду за ловкость, мужество и смелость.

– Хана, не начинай там со своими байками. Англичане, эти империалисты, в подразделении не являются образцом.

– Но и ты достоин награды за мужество и силу духа. Ничего плохого ты не сделал.

– Я нарушил законы Движения, Хана.

– Но не любой грех абсолютное зло.

– Если ты так будешь говорить там, тебя тоже подвергнут критике.

– Меня и так критикуют. Потому мне можно говорить то, что я думаю.

Суета вокруг усиливается. На мосту, над их головами гремит поезд. Воздух дрожит от шума сверху и криков людей. Какое-то напряженное ожидание ощущается в воздухе. Оно приходит от колышущихся и шуршащих флагов, от огромных плакатов, от нервных физиономий людей, свистков полицейских, гудков автомобилей. Широкий луч света одной из машин ударяет в столб, на который опираются Саул и Иоанна. На столбе написано красной краской:

«Евреи, вон!»

– Саул, смотри, что там написано! – вскрикивает Иоанна. – Пошли отсюда!

Саул сплевывает, и они переходят к другому столбу. И тут большие красные буквы:

«Против Версальского договора!»

– Тут можно стоять, – решает Саул.

Теперь Иоанна прислоняется спиной к столбу, а Саул стоит перед ней.

– Саул, что ты будешь делать, если тебя не утвердят кандидатом на молодежную репатриацию?

– Тогда, – пожимает Саул плечами, – придется пойти на кладбище и работать там у садовника.

– Нет, ты должен ехать в страну Израиля, в любом случае.

– Но они меня не утвердят.

Сердце Иоанны сжимается от горя за друга. О, если бы она могла ему помочь! Но в Движении никто не прислушается к ее голосу.

– Саул, – возникла у нее идея, она выпрямляется, – пойдем к той женщине, расскажем ей всю правду. Она поможет нам.

– Откуда ты знаешь, Хана? Ты ведь с ней совсем не знакома.

– Да, не знакома, но я себе ее представляю. Она так добра, Саул, щедра душой, и все понимает.

Лицо Саула напряжено, словно взвалили ему на спину груз. Молчание длится долго, пока он говорит Иоанне ломающимся тонким фальцетом:

– Да, идея хороша. Пойдем к ней и расскажем всю правду. Может, она и согласится нам помочь. Филипп говорит, что у этой госпожи нельзя заранее знать, что она скажет и что решит. У нее свое мнение и свой подход к любому делу. Но если согласится мне помочь, она может поговорить с Беллой, которая сейчас работает секретаршей сионистского Движения. И если она убедит Беллу, та сможет убедить и подразделение. Можно также попросить дядю Филиппа, чтобы он поговорил с госпожой.

Иоанна совсем сбита с толку таким количеством вариантов, вырывающимся воистину потоком из уст Саула. А тот завершает весь свой монолог вопросом:

– Когда мы пойдем к госпоже, Хана?

Хорошо, что Саул не видит смущенного и покрасневшего лица Иоанны. Она почти погружает голову в воротник своей куртки.

– Ты не слышишь, Хана? Когда мы пойдем к госпоже?

– Отец очень болен, Саул… С тех пор, как он так сильно заболел, никто из нашего дома не выходит. Даже Гейнц и дед не едут на фабрику. Фрида согласилась с тем, что я завтра не пойду в школу, и также доктор Гейзе сказал мне, что придет нас проведать. И если хочу остаться около отца, то мне можно в школу не приходить Неудобно мне покидать дом, Саул. Я даже в Движение сейчас не пойду.

– Из-за отца ты не пойдешь в Движение?

– Да, Саул, – отвечает Иоанна слабым голосом. – Но у меня день рождения через несколько дней. Отец сказал, что хочет, чтобы мы отпраздновали это дома, как каждый год. Дед сказал, что так и будет, что не надо дать отцу почувствовать, что он очень болен. И Белла сказала мне сегодня по телефону, что если я не могу прийти в Движение, все подразделение придет ко мне в день рождения.

– Конечно, Иоанна. Все придем. И я… каждый день буду приходить.

– И не пугайся, если электрический звонок не будет звучать. Выключили его, чтобы не мешал отцу. Свистни мне из сада нашим условным свистом, принятым в Движении.

Шум вокруг усилился. Каждый раз, когда раздается свисток полицейского, плечи Саула передергиваются. Пьяница хохочет им в лицо. Саул протягивает руки вперед, опираясь спиной о столб, Иоанна стоит между его рук защищенной. Пьяница продолжает свой путь, Саул не опускает рук.

– Но, Саул, если в молодежном движении будет беседа, я все-таки приду туда, и скажу то, что хочу сказать, даже если меня не будут слушать.

– Беседа перенесена на время после выборов. Белла сейчас очень занята. Знаешь, начали снова организовывать еврейскую самооборону. Боятся, что в день выборов и сразу после них начнутся погромы в еврейском квартале. Белла – в штабе обороны, и дядя Филипп тоже.

– После выборов? Может, к этому времени отец выздоровеет?

– Конечно, Хана. Не будь такой грустной.

– Но к той женщине ты должен пойти немедленно, завтра – сам.

– Нет, я тебя подожду.

– Когда же ты успеешь повлиять на Беллу, а она – на подразделение, и Филипп – на нее…

– А-а, это не проблема!

На шоссе усиливается движение. Машины, как огромные черепахи, останавливаются каждый миг, и рядам их нет конца. На переходах стоят плотной толпой пешеходы, собирающиеся переходить шоссе, и тем временем читающие листовки, которые им суют со всех сторон. Все улицы усеяны листовками и плакатами. Бумажный дождь сошел на столицу. Даже под мостом, по которому проносятся поезда метро, крутятся раздатчики листовок.