Смерть отбрасывает тень - [34]

Первым вошел мужчина лет пятидесяти с начинающими седеть волосами и солидным брюшком. Он, без сомнения, был удивлен, что в кабинете столько народу. Сесть ему Голиков не предложил, а сразу же, после соблюдения необходимых формальностей, задал вопрос:

– Кого из присутствующих здесь вы узнаете?

Мужчина указал на Борисова, который тут же протестующе зажестикулировал.

– При каких обстоятельствах вы познакомились?

– Мы не знакомы. Но этого человека я видел.

– Где?

Мужчина назвал адрес дома, расположенного перпендикулярно к дому Петровой.

– Когда?

– Восьмого сентября.

– Вы не ошибаетесь?

– Я не могу ошибиться по очень простой причине. Именно в тот день я приехал из командировки и возвращался с вокзала домой. Это можно подтвердить документально.

– Где находился и что делал опознанный вами гражданин?

– Он стоял около машины «Жигули» ко мне лицом. Потом открыл дверцу, завел машину и уехал.

– Какого цвета машина?

– Белая.

– Номер?

– Номера не помню, не обратил внимания.

– Хорошо. У меня к вам последний вопрос. Почему вы обратили внимание именно на этого гражданина?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю… Просто обратил и все.

– Понятно. Можете идти.

Двое других свидетелей – преклонного, так сказать, глубоко пенсионного возраста, вызванные поодиночке, также опознали Борисова, четко назвали номер и цвет его машины.

Когда из кабинета вышел последний свидетель, Борисов не выдержал, сорвался с места и закричал, размахивая руками едва не под носом у Леонова и Селезнева:

– Это они, сволочи, все подстроили!.. Они и свидетелей подкупили!.. Это они убили Ольгу!.. Я их, гадов, собственными руками задушу! – и он бросился с кулаками на своих бывших приятелей, и только вмешательство конвоя спасло тех.

Оказавшись в безопасности, Леонов и Селезнев обрушились, в свою очередь, на Борисова. Послушав их перепалку, Голиков распорядился отпустить Леонова и Селезнева, предварительно извинившись перед ними.

Впервые за все это время он вспомнил о папиросах и закурил.

«И все же здесь что-то не так! – ломал он голову, поглядывая на сникшего, раздавленного Борисова. – Неужели возможна такая подтасовка?… А кто звонил мне домой в тот вечер? Ведь он-то и подбросил мысль о машине… Кому-то выгодно подставить Борисова… Кому? Леонову и Селезневу, больше некому… Но им это зачем?… Свидетели, похоже, не врут. Да и живут все в одном доме, как раз в том подъезде, против которого и стояла машина… Подкуп – кричал Борисов – да нет, практически исключено… Но почему же машина оказалась рядом с домом Петровой?… Борисов передал ее кому-то на время? Но тогда зачем ему это скрывать? Угон? Отпадает, Борисов твердит, что сам в это время пользовался ею. С другой стороны, будь он причастен к убийству Петровой – мог бы воспользоваться версией угона, ведь кроме его собственных показаний, что он ездил утром в кафе и в суд, других доказательств нет. Опять все замкнулось!.. Правда, все эти поездки он мог сделать и после убийства. Говорит же о них потому, что хочет создать с их помощью алиби, уверенный, что его машину возле дома Петровой никто не видел. Да и стояла-то она. у торца перпендикулярного дома… Да-а-а, если все это подтвердится, тогда равных Борисову артистов еще поискать! – Голиков в упор тяжело уставился на сидящего у стены сжавшегося Борисова, словно пытаясь сосредоточенным усилием воли прочесть его мысли. – Нет, поведение Борисова никак не укладывается в образ убийцы!.. Надо основательно проверить его алиби и отправить замки дверей его машины и зажигания на экспертизу, – решил майор и облегченно вздохнул. Второй раз он отказывался предъявить Борисову обвинение в убийстве. Мысли его были уже далеко: – Неплохо бы теперь докопаться, кто стоит за спиной Леонова и Селезнёва, точнее – за чьей это широкой спиной они прячутся? Вот потому-то и нельзя отпускать сейчас Борисова. В его же интересах. А тут еще и Чижмин, как назло, не звонит», – едва успел подумать Голиков, как раздался звонок, но это опять был въедливый зуммер внутреннего телефона. Голикова срочно требовал к себе Струков.

* * *

– Ты смотри, какая сука пакостная! – были первые слова, которые Селезнев услышал от Леонова после шумных баталий в кабинете Голикова.

Вот уже более десяти минут они, не сговариваясь, шли в одном направлении. Маршрут был выбран единогласно, если так можно выразиться, поскольку спутники не проронили до этого момента ни слова. Уязвленное самолюбие и еще кое-какие соображения толкали их в одном направлении – туда, где можно было найти защиту от предполагаемых неприятностей, – в прокуратуру.

Леонов шагал твердо, широко, солидно, чуть пригнув крупную голову. Селезнев же, хотя и был примерно такого же роста, суетливо семенил рядом с Дмитрием Степановичем, то отставая на полшага, то забегая вперед.

– Ничего, парень свое получит! – наконец откликнулся Селезнев. – Уверен, не долго ему сидеть на этом месте… Уму непостижимо, как он с таким характером ухитрился до майора дотянуть… Впрочем, люди в его годы в полковниках ходят, – Селезнев едва не налетел на внезапно остановившегося Дмитрия Степановича, который через плечо окинул спутника уничтожающим взглядом.