Смерть октановых богов - [84]

– Ты! – начал мужчина громко, очень медленно перемещаясь по коридору и освещая факелом любые ответвления. – Ты сорвала мои планы, нарушила естественный ход событий, порядок, созданный мной! Я хотел для этого мира лучшей участи, но всегда есть люди, которые идут против. Они – как камни, упавшие в реку, которые огибает вода. Они застряли там, и их не сдвинешь! Они так и будут мешать, пока их не сдвинешь! И ты, дорогая моя, подвинешься, хочешь ты того или нет! Это мой дом, это мои люди и планы, это мой порядок!

– А это моя месть! – сказала откуда-то сверху девушка и обрушилась на нового атамана, выбив из его рук и факел, и пистолет. Все-таки в полутемном помещении любой человек с факелом – как на ладони. Как он мог забыть, что деревянные стены возведены не до потолка? Она сидела где-то на стене и нанесла удар, спрыгнув прямо ему на руки. Пистолет и факел выпали, огонь тут же погас, и стало темно, только откуда-то сверху пробивался серый-серый день.

Кривой и ржавый нож очень легко вошел в грудину, и это вызвало неимоверное удивление у Спасса. Перед глазами мужчины появилось злое лицо девушки, а грудь прострелила боль. Лжемайор попытался вздохнуть, но не смог. Что-то глубоко внутри не давало легким наполниться воздухом. И тогда мужчина еле слышно прохрипел:

– Ты!.. Ты пришла и уничтожила меня…

Сова презрительно кивнула, сжимая в руках кривой и ржавый нож, с помощью которого женщины когда-то тайно делали аборты. Для верности девушка повернула оружие в ране, и лжемайор застонал от невыразимой боли.

– Ты со своим порядком оказалась сильнее меня с моим! – Спасский слегка отошел от боли и все никак не унимался. – Ты все уничтожила!

– Я уничтожила тебя, мудак! – выплюнула Сова мужчине в лицо. – Я тебя остановила!

– Нет! – замотал он головой. С кончиков губ скатились первые капли крови. – Ты уничтожила то, что я тут создавал!

– Ты? – насмешливо перебила Софья. – Создавал? Не смеши меня!

– Не смешу… – Спасскому было все труднее шевелить губами, в то время как его тело уже поддерживала Макаренко. – Я хотел… я тут… объеди… нял всех!

– Убийствами?

– Таков порядок! Мой порядок, – убежденно кивнул Спасс. Его глаза горели в предсмертной горячке. – И он бы… Этот порядок… навсегда избавил всех вокруг… от… от… смертей.

– Сомневаюсь, – мотнула головой Сова. – Но вот что главное… Твой порядок меня не устраивает! А вот мой… вполне! И в нем таким отродьям нет места! Понял, мразь?!

Спасский вытаращил глаза и пошевелил губами, намереваясь что-то сказать, но Сова не дала врагу последнего шанса. Никакого милосердия! Никакой жалости! С такими мразями надо поступать жестоко! И никак иначе! Она резко выдрала ржавый нож из груди лжемайора и несколько раз с силой воткнула его обратно. И когда посеревший, обескровленный Спасский застонал и начал заваливаться на пол, тихо-тихо произнесла:

– Возьми его, Лука! И никогда-никогда не отпускай в этот мир! Он недостоин!

– Как скажешь, – проскрипели доски, а из полутьмы соседней комнатки выглянула девушка. Видимо, та самая, что не побоялась и протянула Софье единственное оружие, что осталось у бедных, измученных нефтяниками женщин.

– Воды! – сдавленно попросила Сова, еле держась на ногах. Ей хотелось лечь и забыться долгим, исцеляющим сном. Но одно невероятное и очень радостное событие сегодня все же случилось! Макаренко выполнила обещание и отомстила убийцам отца! А это принесло спокойствие и умиротворение в душу девушки, лишь одно ее тревожило… Она не знала, как обстоят дела у Руслана! Но сил пойти и узнать у Софьи уже не осталось. Она потеряла сознание и рухнула на тело противника. Через несколько минут из закоулков лабиринта вышли зачуханные девушки и, осознав, что кроме них на вокзале никого не осталось, подняли Сову и понесли ее в главный зал, где лжемайор чуть не казнил Макаренко.

Глава 15. Люди

Вовк Соколов надсадно кричал от боли, когда местный врач – Антон Павлович Алферов – промывал и перевязывал рану на боку. Он даже пару раз потерял сознание, прежде чем мучение закончилось и острая боль медленно переросла в щадящую. Тогда тринадцатилетний мальчик попытался сесть, но мужчина прижал плечи ребенка к койке и заявил:

– Лежи, Вовк, иначе рану разбередишь, – и несколько секунд удерживал мальчика в таком положении, пока не уверился, что он больше не станет подниматься. Тогда мужчина начал складывать инструменты и перевязочный материал в пузатую коричневую сумку. – Больше лежи и обильно пей. Завтра перевяжу рану вновь.

– Доктор, – слабым голосом прервал Алферова Вовк, – сколько мне осталось? Пара деньков-то есть?

Антон Павлович замер со скальпелем в руках. Он не знал, что сказать, но ребенок как будто читал его мысли. С другой стороны, обмануть сейчас пациента было бы правильнее, но…

– Антон Павлович, скажите правду, – вновь протянул мальчик. – Мне это важно…

– Что ж, Вовк, э-э-э… – Алферов повернулся к пациенту, отыскал в полутьме его слабую, пылающую жаром ладонь и сжал, потом долго собирался с духом, но, наконец, выдавил из себя: – У тебя два-три дня, не больше. То, что я зашил раны, ничего не даст. Они слишком глубокие, а когти хоря невероятно грязные. Либо гангрена, либо заражение крови. Судя по цвету и запаху вытекающего через дренаж гноя, ничего утешительного.