Смерть моего врага - [20]

Я понял его, да я, в общем, понял его, даже если от меня ускользнул смысл того или иного слова. Он хотел сказать, что враг — это позитив! Его слова нашли во мне отклик. Нет, он проповедовал не глухому. Но что, черт побери, их связывает? Он избегал ответа.

— Ты его знаешь, — снова начал я.

— Да, я его знаю, некоторое время назад я узнал его ближе. В силу различных обстоятельств.

— Ты никогда о нем не рассказывал.

— Ты сам сегодня начал.

— А если бы не начал?

Он молчал, но я сразу увидел, что он почти незаметно пожал плечами.

Если бы я не начал, он бы ничего мне не рассказал, подумал я. Значит, до сих пор он умалчивал о том же, о чем молчал я. Эта мысль поразила меня. Ничего себе дружба. Двойная измена с одним и тем же соперником. Забавно.

— Может быть, я очень скоро рассказал бы тебе о нем, — нарушил он молчание. — Ты имеешь право знать. Я видел его, недавно, и был заворожен; слышал его, и был покорен. Думаю, он стал моим другом. Я за него жизнь отдам.

Жизнь кролика, подумал я. И тотчас почувствовал боль. Она сидела где-то внутри, и я не мог бы сказать точно, в каком месте. Я устыдился своей озлобленности. Внезапно он как-то изменился.

— А почему ты хочешь отдать за него жизнь? — продолжал я допытываться в том же издевательском тоне, который был так мне отвратителен. Ты должен его возненавидеть, вдруг сообразил я, теперь ты должен его возненавидеть. Так положено. Произошло предательство, ты потерял друга…

Несколько секунд я пытался разжечь в себе чувство ненависти. Тщетно.

Меня охватила грусть, может, потому, что никто не просил меня пожертвовать жизнью.

— У него великие идеи, — продолжал он. — Понимаешь, что это значит? Он ставит перед нашей жизнью новые масштабные цели. Ради этого стоит жить и не жаль умереть. Хотел бы я, чтобы ты хоть раз увидел его и услышал.

Абсурдная идея.

— Он мой враг, — твердо сказал я. — Враг моего отца и многих других, таких, как мы. Он хочет истребить нас, если милость Божья не…

— Да ну тебя к черту, — прервал он меня. — Что ты несешь! Ему нужен кто-то, враг или кто угодно, чтобы достичь своей цели. Ты слишком буквально все понимаешь.

— Что ему нужно? — недоверчиво переспросил я. — Враг, чтобы достичь своей цели?

Непостижимо. Я не понимал его.

— А что, твой отец никогда не предостерегал тебя? Не говорил: если будешь вести себя плохо, станешь бездельником, как вон тот или этот, хочешь стать таким? Вот и он поступает так же с тобой и прочими. И больше ничего. Просто он таким образом поясняет свои мысли и намерения. Может, он и прав.

— Это правда, — робко ответил я. — Мой отец иногда так говорит. Это предостережение и угроза.

— Вот видишь, — легко согласился он.

Но я был недоволен. В этом возрасте ты открыт всем наущениям. Ведь возможности внешнего мира суть одновременно реалии мира внутреннего. Раньше он говорил по-другому, серьезнее, а теперь он по любому поводу отделывался шуточками. И я потерял его. В конце концов, меня мало заботили цели и обходные пути, в которых якобы нуждался мой враг, чтобы осуществить свои неведомые замыслы. Я думал о друге, которого терял. Кажется, он чувствовал мое смятение.

— Но между нами это ничего не меняет, ты меня понимаешь? — сказал Кролик.

Я только язвительно усмехнулся.

— Ты шутишь. Хочешь быть другом и мне, и ему? Это невозможно!

Он заметил мое возбуждение и попытался меня урезонить. Да, он честно старался приглушить разочарование, которое нарочно или нечаянно вызвал во мне.

— Ты преувеличиваешь, — настаивал он.

— А если он осуществит свои, как ты их называешь, масштабные идеи, в том числе и те, что касаются нас?

— Но до этого еще далеко, — увещевал он. — Честное слово.

Те же слова произнес в свое время мой отец, пытаясь меня успокоить.

Его ответ был для меня знаком, что он, по сути, дошел до предела. Он не знал, что делать. Чтобы пощадить меня, он продолжал лгать. Может быть, он сам увидел невозможность того, что несколько секунд назад объявил самым обычным на свете делом. Но момент был упущен. Я почувствовал, что пути назад нет.

Он уже не был таким, каким был в начале нашей прогулки, все изменилось. Что произошло? Два друга беседовали о третьем лице. При этом выяснилось, что третье лицо одному из них друг, а другому — враг. Вот и все. Я непрерывно наблюдал за ним со стороны. Он снова шел вальяжной походкой. А мой мир разбился на куски. И остались два огромных обломка, друг и враг, их нельзя было сложить вместе. Нельзя было возвратить утраченную гармонию их единства. Но в то же время я чувствовал, что, утратив друга, обрел наконец своего врага из плоти и крови.

Мы закончили свой путь почти в полном молчании. Нам больше нечего было сказать друг другу. Мне казалось, что время от времени легкий смешок срывался с его губ. Конечно, он думал о своем новом друге, он же видел его и слышал его речи. Наверняка он мог бы рассказать о нем много больше. Мое любопытство росло, но гордость не давала ему воли. Это становилось невыносимым. И тут мне пришла в голову безумная мысль, что он намеренно все подстроил, что произнес свои последние слова, чтобы в мире и согласии завершить эту прогулку. Ведь она началась так сдержанно и благопристойно. Может быть, при этом у него возникли насчет меня и другие соображения, которые он старательно скрывал.