Смерть мертвым душам! - [6]
«Намазала все-таки, — вздохнула Елена Степановна. — Не суриком, так дрянью какой-то светящейся. Фосфором, что ли?»
От расстройства сердце у старого библиотекаря заныло. Она отправилась за валерьянкой в свой кабинет.
Но и после валерьянки сердце продолжало побаливать. И кончики пальцев покалывало.
Елена Степановна прислушалась. Заунывный голос Киры перемежался со звонкой скороговоркой Вали:
— Я вызываю второй том «Мертвых душ»!
— «Мертвые души», здесь ли вы?
Раздался тихий стук. Девчонки привычно завизжали. Кира не дала им разгуляться.
— Спасибо тебе, что пришел, второй том! Что ты хочешь сказать нам?
Стук стал рваным, с большими паузами.
— О! Это он нам азбукой Морзе сигналы подает! Давайте записывать, — предложила Валя.
В читальном зале словно заработал аккуратный дятел. Елена Степановна невольно напрягла слух, хотя азбуку Морзе не знала даже на уровне SOS.
И тут к далекому «дятлу» примешался другой звук, утробный и низкий, на самом пороге слышимости. Елена Степановна замерла. Стук из читального зала казался теперь родным и безопасным. Утробное рычание становилось не то чтобы громче, оно звучало все призывнее. Черная тень начала сгущаться там, куда заведующая поставила пузырек.
Только теперь Елена Степановна сообразила, что почему-то не включила свет в своем кабинете. Она судорожно ткнула рукой в выключатель…
На столе, катая лапой бутылочку валерьянки, урчал библиотечный кот Афанасий.
Елена Степановна подавила в себе желание отодрать за уши наглую тварь и снова прислушалась.
— Мы поняли тебя, о мертвая книга! — в голосе Киры гудели почти такие же нотки, как и у Афанасия.
— Мы записали все буквы! — вторила ей Валя. — П, Р, О, Ч, И, Т, А, Й, Т, Е, П, Е, Р, В, Ы, Й, Т, О, М.
— Он говорит, чтоб первый том прочитали, — пояснила Кира голосом угрожающим, но вполне бытовым. — А не то будет он являться к вам по ночам до скончания века… Кого еще вызовем?
Кот вдруг насторожился и бесшумно исчез. В читальном зале поднялся галдеж, и Елена Степановна не стала слушать дальше. Она тяжело опустилась на стул. Руки дрожали, зуб на зуб не попадал.
— Пусть дети поразвлекаются, — убеждала она себя, — ведь ничего страшного не произойдет. А я завтра уберусь, и все будет как раньше…
Но в глубине души Елена Степановна догадывалась, что «как раньше» уже не будет. Никогда.
Междуглавие 6
Ужас
Книгам стало холодно. Даже основательные тома энциклопедий словно съежились. Потрепанные собрания сочинений зябко кутались в переплеты. Академическое издание Пушкина успокаивало книжечку пушкинских сказок:
— Ничего… Бояться не нужно… Люди просто валяют дурака. Ты же их знаешь! Вот уйдут — и все станет как было.
Книжечка прижималась к обложке большой книги и чувствовала, как та вздрагивает.
— А если они начнут мстить?
— За что? — спросил Философский словарь из шкафа напротив. — Не мы же их сожгли!
И все невольно покосились на полку с собранием сочинений Гоголя.
— Пусть только попробуют, — заявил заклеенный в семи местах Ильф-и-Петров. — Нас много! Если что…
Он не договорил.
Похолодало так резко, как будто кто-то распахнул окна и свежий весенний воздух ворвался в библиотеку с улицы. В недрах библиотеки раздался утробный вой Афанасия.
Глава 7
Мерцающий том
После кошмара, который помощница назвала «Библионочью», Елена Степановна долго приходила в себя. Ее бросало то в жар, то в холод, то вдруг хотелось сесть и ничего не делать. От стресса обычно помогал Афанасий, который позволял себя гладить и чесать до полного умиротворения, но кот куда-то запропастился.
Чтобы взбодриться, она решила почитать что-нибудь из старого и доброго. Классику, например. Да хотя бы Чехова!
Елена Степановна с трудом вытащила из тесных рядов «Толстого и тонкого». У нее самой была когда-то такая, она по ней читать училась, у бабушки. И, поскольку книжек у Лениной бабушки было совсем немного, «Толстого и тонкого» Леночка перечитала раз пятьсот и в детстве могла цитировать с любого места.
«Интересно, — подумала она, — сейчас получится?»
Елена Степановна открыла наугад и прочитала:
«— А Гоголя?
— Гоголя? Гм!.. Гоголя… Нет, не читал!
— Иван Матвеевич! И вам не совестно? Ай, ай! Такой хороший вы малый, так много в вас оригинального, и вдруг… Даже Гоголя не читали! Извольте прочесть!»[7]
Елена Степановна нахмурилась. Она вообще не помнила такого текста в любимой книжке своего детства. То ли из головы вылетел, то ли издание другое. Она еще раз, уже внимательно, рассмотрела обложку. Лица Толстого и Тонкого из-за множества наложенных на них скотчевых заплаток казались сморщенными в какой-то мучительной гримасе. Как будто силились что-то сказать — и не могли.
«Что же книга хочет мне сообщить? — Елена Степановна потерла лоб. — Чехов советует читать Гоголя… Классик за классика. Чтобы я больше читала классику?»
Лица на обложке свело, как от уксуса.
«Или другие должны читать классику? Или что-то конкретно про Гоголя?»
Она подняла глаза, разыскивая на полках собрание сочинений Николая Васильевича. Где-то оно было. В четырнадцати томах… Ага! Вон они! Тоже почему-то в самом углу.
Она механически пересчитала корешки, цифры на которых затерлись от времени… Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… Елена Степановна вздрогнула — ведь точно было четырнадцать. Откуда взялся пятнадцатый? Что там может быть, в этом пятнадцатом?
