Смерть любопытной - [66]

Это был негатив стандартного размера — два с четвертью на три с четвертью дюйма.

— Donde menos se piensa se liebre[50], — сказал Мендоса. — Вот уж не ожидал! Неужели? Возможно ли? Я мог бы поклясться…

— Что, лейтенант? — спросил Паллисер. — Что-то стоящее?

Мендоса опустил негатив. Он с отсутствующим видом посмотрел на Хэкета с Паллисером.

— Но зачем ему понадобилось ее убивать?

Конечно… мотив. На первый взгляд не видно причины, достаточной для убийства. С другой стороны, Мендосе встречалось очень мало случаев, когда он вообще мог понять, почему совершено убийство. Это не значит, что в подобных обстоятельствах он поступил бы так же, просто он понимал, что причина достаточно основательная.

Обычно все происходит из-за любви или денег. Иногда из-за того и другого сразу.

Надо ли, на самом деле, докапываться до мотивов? Строго говоря, закон, кроме осязаемых улик, ни в чем больше не нуждается. Хорошо, конечно, найти причину, объяснить ее присяжным, но это необязательно. В книгах-то все закручено, но от настоящей жизни там мало что есть. Мендоса знал целый вагон таких случаев, к которым писатели даже не притронулись бы.

Он уже двадцать лет лицом к лицу сталкивался с преступностью. Среди прочего его ужасало то, что человек — страшно неразумное существо. Мендоса в который уже раз подумал, что девяноста девяти процентов убийств можно было избежать, если бы человек оказался чуть менее раздражительным или жадным, или беспечным, и, уж конечно, если бы не был пьян или одурманен наркотиками. Если бы лучше контролировал себя.

В данном случае он мог вообразить разные мотивы. В его голове смутно что-то прорисовывалось, чисто гипотетическое. Причина была не серьезная, совсем нет. Похоже, просто кто-то вышел из себя. Да. Конечно, если только не… Но говорить еще рано. Надо разыскать побольше.

Теперь он знал, где они смогут найти, вероятно, довольно много. Ключ ко всему делу.

Когда Мендоса отправился туда с Паллисером в качестве свидетеля, ему пришло в голову, что им здесь здорово повезло. Если бы они опоздали хотя бы на один день… Говорят, она умирает.

Может быть, это уже произошло. Надо выяснить, что за тупоголовый недоучка разговаривал с ней, задавал обычные идиотские вопросы и не заметил чего-то важного. Наверняка, что-то она сказала… Конечно, она умирает.

Он надеялся, что еще не поздно.

Глава 20

— Маленькая дурочка, — говорила женщина на больничной койке. — Она не умела… оценивать людей. Вы понимаете… о чем я говорю. Она принимала… слова и внешность за чистую монету. Кот и то… лучше разбирался в людях… Насчет кота — глупость. Тогда у нее была хорошая работа — в «Мэллоу и Вудис». Большая фабрика одежды, она работала… на обрезочной машине, получала восемьдесят в неделю… Этот брак. И потом… он исчез, взял половину ее денег… Говорила… всегда хотела чистокровного персидского кота… Отдала за него пятьдесят пять долларов, он был ужасно милым котенком… Что?… Это амулет с ее браслета… Да, я знаю, она хотела его. Я… купила… для нее. В позапрошлое Рождество. Она показала мне… у нее был большой ювелирный каталог… ей захотелось… Я скопила денег… я тогда еще работала… и купила для нее… Он стоил тридцать семь пятьдесят плюс налог…

— Вам нельзя утомляться, моя дорогая, — сказала сиделка. Она обеспокоено взглянула на Мендосу и Паллисера. В двадцатиместной палате эта кровать была огорожена ширмами.

Взгляд Женевьев Уолкер остановился на белых ширмах.

— Не имеет значения, правда? Может, немного времени осталось, и все, чем я могу помочь… все, что могу им рас сказать… Чтобы помочь им его поймать. Поймайте его — хорошо… Пожалуйста, пообещайте мне. Не надо ширм, сестра. Совсем не надо. Из-за них я чувствую себя… запертой. Я еще буду… запертой… достаточно долго. Уже скоро.

— Хорошо, моя дорогая. Хотите пить?

— Спасибо… Не разбиралась в людях. Я думаю… ну, все баловали ее. Такая милая… и добрая… и всегда смеется. Это, наверное, неважно, но ей, мне кажется, всегда не хватало здравого смысла… Она читала дрянные сказки, Настоящие Романы. Я говорила ей, что он плохой. Она не слушала… Просто потому, что он красивый… Конечно, ей было только девятнадцать. Только девятнадцать… Зачем он лгал ей? Я это узнала почти наверняка — где он… Простите, я попытаюсь… четко сказать. Я должна. Уайтсвилл, Канзас, — сказала она очень ясно.— Вот где. И я уверена… есть причина скрываться. Мы не так приехали… когда тетя Фло умерла, она оставила мне дом…— она замолчала, тяжело дыша.

Сиделка сказала:

— Ну не надо волноваться, успокойтесь.

Сиделка встретила их возле лифта. Одна из тех, что звонили в полицию. Милая девушка, мулатка, предупредила, чтобы они не волновали мисс Уолкер.

— Знаете, она очень слаба, и это страшное известие… Думаю, она даже может не выдержать. Я понимаю, вам надо ее поспрашивать, но старшая сестра говорит, что лучше мне побыть рядом.

— Сколько ей осталось? — спросил Мендоса.

— Никто не может сказать, сэр. Бог забирает, когда считает нужным. Ей всего двадцать девять, ее смерть кажется бессмысленной, но на все воля Божья,— она сказала это очень просто.

Однако Женевьев Уолкер восприняла известие удивительно спокойно. Когда Мендоса представился, она долго лежала, молча глядя на него, а потом сказала: