Смерть любопытной - [22]

Тогда знаешь, куда идти и что делать.

Паллисер с надеждой понес медицинское заключение в Отдел по розыску пропавших.

Через дворы, настороженно держась как можно ближе к кустам и изгородям, кот пробирался к дренажной канаве с мелкой стоялой водой. Он нагнул голову и стал жадно лакать.

Сегодня он упустил несколько птиц, а поймал только одну. Его длинная спутанная шерсть скрывала уже изрядно отощавшее тело. Напившись, он какое-то время оставался в прежней позе, в зеленых глазах отражалась тоска. Затем встрепенулся: его внимание привлекла птица — большой черный пересмешник опустился на траву в десяти футах от него. Кот припал к земле и неслышно пополз к птице, замирая при ее движениях. Когда их разделяло уже не более трех футов и он весь напрягся для прыжка, пересмешник вдруг вспорхнул, хрипло хохоча.

Кот сел и сердито шевельнул хвостом. Затем направился в свой двор.

Рана на шее заживала, но все еще болела. Один из репьев пробрался, как репьи это умеют, сквозь длинную шерсть и впивался в кожу. Кот несколько раз останавливался, чесал его и выкусывал, но безуспешно.

— Мне так кажется, — довольно сказал Мендоса. — Насчет Ардена. По мне, он сюда очень вписывается. Я не думаю, Арт, что Джордж — невинная жертва… или что Даррелл все еще его о6рабат?»1вает. Уж слишком энергично он защищается. Например, как он вспыхнул, когда ты спросил имя его приятеля. И как разыгрывает горе и печаль: о, Маргарет, любовь моя. Сдается мне, Джордж не слишком-то умен, он сразу все выложил: они, мол, с Дарреллом знакомы, близкие друзья уже семь лет по меньшей мере. Он должен знать и о его судимости. Ведь Даррелл получил шесть месяцев за попытку изнасилования три года назад. Джордж не мог не знать, почему тот полгода отсутствовал. Разумеется, Даррелл говорит, что обвинение сфабриковано, а если другой раз и задерживали, то потом ведь отпускали. Но представь: твоего друга признали виновным в подобном преступлении. И ты так сразу и поверишь, что обвинение подстроено? Будешь испытывать к нему прежние чувства? Останешься его приятелем?

— Не знаю, — медленно ответил Хэкет. — Не нам с тобой судить, Луис. Мы-то знаем, что в полиции не избивают людей и не фабрикуют ложных обвинений. А другие — нет. Может, он ему поверил. Даррелл ненавидит полицейских — в большинстве своем они все так… Возможно, он и Ардена настроил. Не знаю… но Арден мне не понравился, а тебе?

— И мне. И его мама тоже. Бедная мама. Милая почтенная чистая душа, которая своим добропорядочным, но не очень далеким умом не воспринимает все некрасивое. Думаю, она смутно представляет себе, что есть мужчины, которых называют гомосексуалистами — отвратительное слово, — но, во-первых, все они, конечно, пьяницы и бродяги, и во-вторых, порядочные люди даже не думают о таких вещах, это отвратительно. Она, повторяю, милая женщина. Замкнулась на Джордже и его необыкновенном таланте. Если бы только разбойники-издатели это поняли!

— Здесь я с тобой согласен.

— Джордж нервничал, — сказал Мендоса. — Не понимал, с какой стати полицейские к нему явились. Это же был настоящий профессиональный преступник, и в конце концов он-то был в «Голливуд боул», — Мендоса усмехнулся. — Я заставил его занервничать еще сильнее. Держу пари, он побежал рассказывать все Дарреллу. Наверное, Даррелл тоже занервничает.

— Не сомневаюсь, — сказал Хэкет. — Но…

Его прервал заглянувший в дверь сержант Лейк.

— Простите, лейтенант, обнаружили машину. Только что позвонили из дорожной полиции. Машину убитой Чедвик.

— А-а, — сказал Мендоса. — Я так и думал, что пора бы ей найтись. Поехали посмотрим.

Голубой «бьюик» аккуратно стоял на Амадор-драйв, короткой жилой улочке в шести кварталах от того места, где было найдено тело Маргарет. («Ну кто, в самом деле, дает названия улицам? Дорога Любовника!») Машина вот уже два дня стояла перед домом некоего Альфреда Санчеса, который заподозрил неладное и вызвал полицию.

— Только и слышишь — надо себя хорошо вести, все мексиканцы такие плохие, воры и жулики и тому подобное, и так далее… Может, теперь напечатают в газете, мистер, что мексиканец помогает полицейским, и может, тогда люди изменят свое мнение? Я думаю…

— Да, конечно, — рассеянно сказал Мендоса, разглядывая «бьюик». Машину в поисках отпечатков пальцев и вещей тщательно обследовали эксперты. Y pues que? — добавил он, разговаривая сам с собой.— Ну и что? Ничего они не найдут. Этот человек наверняка уж позаботился…

— Вы mejicano[32]? Из полиции? — спросил мистер Сан-чес недоверчиво. — И вас приняли?

— За мои грехи, — ответил Мендоса. — Закон этого не запрещает.

— Существует неписаный закон, — сказал Санчес, переходя на испанский язык.— Североамериканцы настолько нелогичны, сэр, что просто нет слов. Меня раздражает их непоследовательность. Вообразите, они проводят большие парады, ежегодные фестивали, они очень гордятся своим так называемым калифорнийским испанским наследием. Одеваются в испанские костюмы, называют фестивали именами великих аристократических испанских семей — Каррилло, Вердуго, Дел Балле, верно? Могут выучить несколько испанских словечек. И потом, когда фестиваль закончится, снова говорят о грязных мексиканцах. Нелогично!