Смерть империи - [264]

Михаил Горбачев, март 1992 г.

[В 1991 году] Горбачев представлял собой Союз, империю, старую державу, а я — Россию, независимую республику, новую и даже пока еще не существующую страну.

Эта страна [Советский Союз] уже не могла существовать вне образа империи.

Образ империи не мог существовать без образа силы.

Борис Ельцин, 1994 г.

События, рассмотренные нами, привнесли в мир три основательные перемены: конец холодной войны, конец коммунизма как системы власти в Советском Союзе и конец самого Советского Союза. Эти три свершения имеют внутреннюю связь, однако разделены и по времени, и по логике.

«Социализм», каким его понимал Ленин, был обречен с самого начала, ибо основывался на неверной посылке в отношении природы человека. Только полицейское государство, способное изолировать общество от остального мира, позволило этой форме правления существовать в течение десятилетий. Марксистская теория классовой борьбы предоставляет ясное оправдание власти силы, а заодно и обеспечивает коммунистический режим как внутренними, так и внешними врагами. Общества или элементы обществ, не находящиеся под коммунистическим контролем, самим существованием своим угрожали системе власти в Советском Союзе.

Последовавшая за второй мировой войной холодная война была, таким образом, неизбежна, покуда существовали крупные страны, выпадавшие из–под прямого советского воздействия. Холодную войну нельзя было закончить —доподлинно и решительно, — пока Советский Союз держался за идеологическую чеку своего строя, теорию классовой борьбы. Стоило ее отпустить, как строй взрывал рациональное обоснование собственного существования.

Поскольку коммунистическое правление и холодная война покоятся на единой идеологической основе, изъятие этой основы подрывает их обоих. Советское государство, напротив, покоилось на иной теоретической основе: будучи на деле и по сути империей, формально оно являлось добровольной федерацией суверенных республик. Вызов Горбачева состоял в том, чтобы на пол нить содержанием пустую форму, преобразовав имперское государство в такое, которое основывалось на согласии подданных. Когда попытка эта провалилась, рухнуло и самое государство.

————

В 1985 году, когда Горбачев пришел к власти, у советской экономики были заметны определенные признаки напряжения, в то время как политический строй казался надежно защищенным. Проницательные наблюдатели с уверенностью предсказывали, что советской экономике окажется не под силу состязаться с более динамичными экономиками мира и что, отгораживаясь от фундаментальной реформы, она будет все больше и больше отставать. В таких условиях социально–политические трения непременно должны обостряться со взрывоопасной силой. Впрочем, никто не был уверен, может ли это произойти через десятилетие или займет добрую половину века.

Исторический опыт укоренившихся политических систем, даже тех, что располагали куда менее действенными средствами принуждения, чем Советский Союз, не обнадеживал. Оттоманскую империю стали звать «нездоровьем Европы» больше чем за сто лет до того, как Мустафа Кемаль Ататюрк со своими «младотурками» свалил ее окончательно. Лоскутная империя Габсбургов после жестокой встряски революций 1848 года протянула еще восемь десятилетий и пятьдесят лет после достижения великого компромисса с Венгрией и установления двойной монархии. Для китайских династий было свойственно растягивать свое существование на столетие после своего расцвета.

Чтобы понять, почему холодная война прекратилась в 1989, а не в 2089 году, почему Советский Союз потерпел крах в 1991, а не в 2091 году и почему этот крах не привел к особым проявлениям насилии внутри границ империи, следует иметь в виду решения, которые принимались конкретными людьми. Обезличенные социально–экономические тенденции вполне могли создать благоприятную среду для принятия решений, но именно решения, принятые политическими лидерами, определяли время свершения и характер событий.

Кто и когда?

Через три месяца после того, как Советский Союз сошел с исторической арены, я посетил Москву и Санкт—Петербург, где встретился более чем с дюжиной российских политических деятелей. Я заранее подготовил список конкретных вопросов о событиях прошлого, но хотел поглубже проникнуть в представления этих людей о том, каким образом стал возможен крах СССР Вот почему каждую беседу я начинал двумя вопросами: «Кто являлся ключевой фигурой в крахе Союза?» и «Какое событие было решающим?» Позже я дополнил услышанное во время этих бесед другими высказываниями, а также признаниями из мемуаров.

Разумеется, я не ожидал единства взглядов на столь сложное событие, тем более у вовлеченных в него участи икон. Но разброс мнений оказался поразительным.

Одни придерживались того, что советский строй все время был генетически обречен на небытие, поскольку его и создали, чтобы не допустить именно такую перемену, которая могла бы вдохнуть жизнь в этот строй. Хотя, как считали мои собеседники, ни один политик не сумел бы полностью уберечь это строй; большинство охотно называли политических деятелей, которые — своими решениями — ускоряли его развал. Другие полагали, что возможность преобразовать Советский Союз в современную демократию была упущена, и указывали свои кандидатуры на роль того, кто несет наибольшую ответственность за это.