Смерть империи - [245]

Многие скажут, что они провалились из–за некомпетентности, из–за того, что плохо организовали свой заговор, не предприняли таких необходимых в самом начале шагов, как арест Ельцина, и у них не хватило беспощадности, необходимой для такой акции.

Комитет по чрезвычайному положению действовал явно неэффективно и нерешительно, но большинство советских организаций работали неэффективно, Его противники тоже не были хорошо организованы, их пыл и решимость не подкреплялись организационными структурами, которые помогли бы им выжить при массированном наступлении. Их раздирали междоусобицы вплоть до того дня, когда Комитет по чрезвычайному положению объявил о захвате власти, и эти междоусобицы начались снова через несколько дней после того, как переворот провалился.

Переворот был плохо организован, ню он провалился потому, что перемены, произошедшие в стране, делали невозможным захват власти незаконным путем. Серьезнейшей ошибкой организаторов было неумение признать, что в обществе произошли такие перемены. Заговорщики считали, что имеют дело с Советским Союзом 60–х годов: стоит объявить о захвате власти, вывести несколько танков на улицы, и все в порядке. Люди будут продолжать заниматься своими повседневными делами — одни радуясь, другие огорчаясь, но в большинстве своем равнодушные к тому, что произошло. Достаточно обещать им, что жизнь станет лучше. И неважно, поверят ли они, так как главное — они будут знать, что ничего не смогут сделать, чтобы повлиять на ситуацию.

Руководители переворота пали жертвами собственных убеждений. Крючков долгое время утверждал, что только железной рукой можно восстановить порядок и удержать СССР от распада, и сам начал в это верить. А возможно, он сфабриковал и исказил «факты», «подтверждавшие» его точку зрения, так как хотел этому верить. Так или иначе, это было самообманом. Страна уже не была такой, какою ее представляли себе он и его коллеги по заговору.

Однако они не были полностью неправы. Большинство людей, по всей вероятности, без сопротивления восприняли бы переворот. Но не это главное, а то, что в Москве достаточно было людей, преисполненных решимости противиться возврату к старому и сделать все, чтобы заговорщики не победили без борьбы. Выборные органы, возникшие в результате решений, принятых Горбачевым, не позволили бы заговорщикам легко победить во многих республиках. Ельцин был лишь одним из наиболее заметных региональных лидеров, который занимал наиболее важное стратегически положение и вокруг которого кристаллизовалось сопротивление захвату власти. Не всем надо было выходить на улицы, чтобы показать свое несогласие, — достаточно было, чтобы заговорщики увидели, что остаться у власти они смогут, лишь пролив кровь.

«Да разве коммунистов когда–нибудь беспокоило то, что придется пролить кровь?» — могли бы спросить циники. Ответ: да, беспокоило, если могла быть пролита их кровь. События в Москве 19 и 20 августа 1991 года показали то, что следовало понять раньше: на советскую армию нельзя рассчитывать как на инструмент, который можно использовать против гражданского населения в России. (При определенных обстоятельствах войска вполне могли быть двинуты против нерусских республик — такая угроза висела над прибалтами в течение полутора лет.) Армия была полна новобранцев, выученных защищать страну от вражеских войск, а не стрелять в гражданское население. Не удивительно, что командиры — один за другим — находили поводы не атаковать Белый Дом. Самое поразительное то, что Язов и Крючков были убеждены: их приказы будут выполнены.

Конечно, если бы лидеры переворота упорствовали, они наверняка нашли бы подразделения, готовые выполнить такую сравнительно простую задачу А что потом? А если бы в других городах собрались толпы? А это уже имело место в прибалтийских республиках, в Ленинграде, Свердловске, Киеве, Львове и Кишиневе, В скольких военных подразделениях и подразделениях КГБ они могли быть уверены? А сколько перейдет на другую сторону? И что будет делать остальной мир, пока это будет происходить? В 1918 году немцы дошли до Киева, — правда, при совсем других обстоятельствах.

Ни один из лидеров переворота не собирался развязывать гражданскую войну, и когда такая перспектива возникла, они поняли, что проиграли.

Неожиданность?

Всякий раз, когда что–то происходит неожиданное для правительства и общественности, возникают обвинения в том, что «разведка проглядела»… Однако, когда случаются политические неожиданности, это объясняется чаше неумением проанализировать, а не неумением выявить путем шпионажа.

Теперь, когда мы знаем, что произошло, и можем более или менее с уверенностью сказать, как и почему это произошло, можно решить, что могло быть предсказано и чего нельзя было предвидеть. Не один месяц до попытки переворота различные элементы в компартии, армии и КГБ разрабатывали планы на случай введения «чрезвычайного положения» или «президентского правления» в тех частях страны, где возникали политические волнения. Особое беспокойство вызывали новые избранные органы власти в прибалтийских республиках, но правители знали, что демократическое движение в целом представляет угрозу для них лично и должно быть ликвидировано. По мере того, как из рук партии уходила власть, армия лишалась ресурсов, престижа и баз в Центральной и Восточной Европе, а милиция должна была покончить с насилием, применявшимся в прошлом, и придерживаться закона. Таким образом эти группы населения, когда–то являвшиеся частью машины, которая могла «все решать», стояли перед угрозой потерять работу, если укрепятся тенденции, вызывавшие их возмущение.