Смерть империи - [185]

Тем не менее, сомнений, что авторитет Горбачева быстро тает, не было. То он принимался браниться и угрожать, то вдруг останавливался в полушаге от исполнения своих угроз. Обычно ему доставало мудрости не исполнять их, но в таком случае с самого начала не стоило бы прибегать к угрозам.

Характерна в этом смысле его реакция на рост насилия в Южной Осетии, автономном округе Грузии. Когда кто–либо из осетинских политических лидеров заговаривал об отделении от Грузии и союзе с их этническими родичами в Северной Осетии, бывшей частью Российской Федерации, Звияд Гамсахурдиа, недавно избранный лидер Грузии, арестовывал их и держал в тюрьме без суда. Вооруженные банды с обеих сторон затевали перестрелки в Южной Осетии, но, стоило осетинам начать теснить этнических грузин из своих районов, Гамсахурдиа выслал регулярные грузинские части. Те блокировали осетинскую столицу Цхинвали посреди зимы, принеся городу немало бед. В глазах грузин осетинские политические руководители являлись орудием Москвы, которая силой пыталась удержать Грузию в Советском Союзе, грозя ей расчленением.

Вместо того, чтобы попытаться ослабить кризис, подталкивая обе стороны к соглашению, Горбачев предпочел издавать указы, обеспечить выполнение которых он не мог. 7 января он потребовал от грузинского правительства вывести войска из Южной Осетии, но грузинский парламент подавляющим большинством проголосовал против, и Гамсахурдиа заявил, что всякая попытка исполнить указ приведет к состоянию войны между Грузией и Советским Союзом.

Я не собираюсь покрывать чудовищное обращение грузин с осетинами. Противясь попыткам Советов обращаться с Грузией как с колонией, сами они требовали от национальных меньшинств у себя в стране либо покоряться подчиненному положению, либо уходить. Тем не менее, Горбачевская угроза вооруженного вмешательства лишь ухудшила положение: не сумеет исполнить — упадет доверие к нему а попытается выполнить — получит кровавую баню и, вероятно, гражданскую войну по всей Грузии.

С середины ноября у Горбачева выработался устойчивый стереотип отдачи пустых, обреченных на самопоражение приказов. Вот что я записал за два дня до нападения на вильнюсский телекомплекс по поводу Горбачевской угрозы направить войска в Южную Осетию:

«В отличие от прибалтов, которые все сделают, дабы избежать ловушки оказания сопротивления советским войскам, грузины скорее всего от своих угроз не откажутся. Положим, я с пониманием отношусь к настроениям безысходности в Москве из–за центробежных тенденций и не считаю, что грузины правильно вели себя по отношению к осетинам, и все же не могу понять, зачем Горбачеву ломиться таким путем… Нынешний курс идиотский: такое впечатление, будто Горбачев слишком глуп и не понимает, что те, кто убеждают его «воспользоваться своей властью», тем самым в действительности хотят его убрать! Поскольку же Горбачев определенно не глуп, значит, он сам, должно быть, тешит себя иллюзиями, будто сила — или угроза ее — способна привести к цели. Грустно, грустно, грустно, коли так».

Делая эти записи на персональном компьютере у себя в Спасо—Хауз, я надеялся, что КГБ с помощью своих прослушек сумеет их прочесть и Горбачев получит копию моих заметок. Впрочем, я далеко не был уверен, что он их получит, поскольку мои записи были из тех, какие ему по мнению председателя КГБ, видеть бы не следовало.

————

За неделю, начавшуюся 15 января, напряженность дошла до уровня лихорадочной горячки в Литве и Латвии и лишь немногим ниже в Эстонии. Делегации, направляемые Верховным Советом СССР, сновали из одной прибалтийской столицы в другую, исполняя поручение по «сбору фактов», но никаких особых настоящих переговоров заметно не было, В Вильнюсе члены Верховного Совета продолжали ожидать вооруженного нападения когда угодно. Когда Ричард Майлз, наш генконсул в Ленин граде, среди недели посетил здание парламента, то обнаружил, что депутаты решительно настроены оставаться в здании, что бы ни случилось, и, если потребуется, погибнуть в нем.

Ландсбергис был одним из таких решительных, однако он покинул здание, чтобы принять участие в похоронах погибших в воскресенье. Желающих проводить их в последний путь было столько, что служба проходила на футбольном стадионе, Митрополит Русской Православной Церкви произнес замечательную речь, в которой заявил, что испытывает стыд как русский, оттого что убийство совершено русскими, сказал, что центральные средства массовой информации искажают эти события, и в заключение воскликнул: «Литва будет свободной!» Не все русские в Литве маршировали по указке Комитета национального спасения.

Вечером в воскресенье, 20 января, в Риге произошел серьезный несчастный случай, который поначалу наталкивал на мысль о решении применить силу и здесь. Подразделение войск, специально предназначенных для подавления беспорядков (известных как ОМОН), напало на здание латвийского министерства внутренних дел, убив при этом пять или шесть человек. Захватив здание, они покинули его через пару часов после полуночи. Латвийский премьер–министр Ивар Годманис, как только началась стрельба, немедленно связался по телефону с Борисом Пуго, советским министром внутренних дел (в чьем ведении находились «черные береты» ОМОН), и Пуго заявил, что ему об этом ничего не известно. И предложил направить своего заместителя в Ригу для расследования.