Смерть и Золотой человек - [8]

Элинор проигнорировала его замечание.

— А мне кажется, надо во что-нибудь поиграть. Я поделилась с папой и нашим Оливером Кромвелем… — Кристабель про себя отметила, что Буллер Нейсби совсем не похож на пуританина, — своими честолюбивыми планами. Хочу придумать новую игру. Новое развлечение!

— Зачем? — спросила Кристабель.

— Затем, что мне все надоело! — В голосе Элинор послышались визгливые нотки. — Сыта по горло! Я все видела. Все испытала…

— Ты правда так считаешь? — с интересом, но без удивления спросила Кристабель. — Когда-то мне и самой так казалось.

— Ну, или почти все, — поправилась Элинор. — Конечно, я еще никого не убивала…

Кристабель едва не поперхнулась.

— Тут трудность в том, что тебя неизбежно поймают и повесят. Не стоит дело такого риска, даже если у тебя есть мотив.

— И потом, — поддержал жену Дуайт, стоявший очень прямо, — ты забываешь одну важную вещь, связанную с убийством.

— Какую?

— Убивают всегда не тех, — ответил Дуайт.

Элинор стиснула зубы.

— Ты не схватишь приманку, верно? Ну, заранее сказать ничего нельзя. Может быть, в нашем доме творятся черные дела — а вдохновительницей выступает дух Флавии Веннер. Может, в данную минуту молодой исследователь душит Бетти. Может, у самой Бетти или кого-то другого есть страшная тайна, которая не должна выплыть наружу. Я намерена отыскать в нашем захолустье хоть что-нибудь интересное, так что помогите мне! Кстати, об интересном: как насчет рюмочки на ночь?

— Если хочешь. — Кристабель пожала плечами.

— Отличная мысль, — согласился Винсент Джеймс.

Буллер Нейсби довольно громко пробормотал себе под нос: «Жаль, что некоторые родители не порют своих детей». Почти не глядя на Джеймса, Элинор обошла диван, на котором он сидел, и оглядела содержимое приставного столика.

— Кристабель, злодейка! — Она подняла хрустальный графин и помахала им в воздухе. — Все выпила!

— Ты сама, дорогая… — начал было Дуайт.

— Я позвоню. Нет, слуги уже спят. Не важно. Столовая. Буфет. Пошли, Кромвель!

Порывисто схватив упирающегося Нейсби, она поспешила в сторону столовой.

Дуайт Стэнхоуп смотрел им вслед. Джеймс с грохотом бросал кости. Кристабель докурила сигарету и швырнула окурок в камин.

— Кристабель, — внимательно глядя на жену, сказал Дуайт, — можно признаться тебе кое в чем? — Он протянул жене руку. — Ты у меня такая замечательная! Знаешь почему?

— Да, сэр!

— Я серьезно. Не обращайте на нас внимания, мистер Джеймс.

— Что вы, что вы!

— А я буду бренди! — послышался из столовой капризный голос Элинор, в котором угадывалась ярость. — Мне все равно, смешиваю я напитки или нет! Я буду, буду бренди!

— Извините, — сказал Дуайт и пошел за Элинор.

Проводив мужа взглядом, Кристабель поморщилась. Когда она обернулась, то с удивлением увидела на лице Джеймса проницательную полуулыбку.

— Поскольку он не скажет, почему вы такая замечательная, позвольте мне.

— Прошу вас.

— Все потому, что вы не суетитесь.

— Не суечусь?

— Да. Большинство дам вашего возраста только и делают, что суетятся.

— Спасибо.

— Вечно советуют: «Делай то», «Не делай этого», спрашивают: «Видели вы то или это?» или «Вы непременно должны это посмотреть» — имея в виду пустяки, которые ничего не значат. Они всегда в возбужденном состоянии. Сами никогда ничего не делают, но неустанно будоражат других.

На лице Кристабель появилось выражение подавленности.

— А я-то думала, все дело в моей девичьей фигурке, — сказала она чуточку кокетливо, однако прямолинейный мистер Джеймс оставил ее кокетство без внимания.

— Нет-нет, — заверил он ее. — Хотя у вас фигура одна на миллион. Вы напоминаете мне Бетти. Кстати, где Бетти?

— Если верить Элинор, она с вашим другом. — Кристабель прищурилась. — Ведь он ваш друг, да?

— Кто, Ник Вуд? Разумеется!

— Старый друг?

— Мы вместе учились в школе. Он всегда восхищался мной, хотя, по-моему, не следовало. Ник все хотел играть в крикет, только игрок из него был никудышный.

— Осторожно! — послышался резкий окрик из соседней комнаты. — Порежешь пальцы!

Кристабель снова повернулась, чтобы видеть столовую и буфет у левой стены.

Слабый источник света над картиной Эль Греко высвечивал Дуайта, Буллера Нейсби и Элинор, стоявшую между ними. На средней полке буфета помещалась тяжелая серебряная ваза, доверху наполненная фруктами. Элинор расставила на полочке в ряд бокалы и с осторожностью химика разливала по ним бренди. Затем она заявила: если отец не пьет, пожалуйста, дело его; но в таком случае пусть съест яблоко. Отодвинув локтем Буллера Нейсби, она схватила нож для фруктов и начала счищать с яблока кожуру.

То, что случилось потом, из гостиной было видно неотчетливо. Дуайт Стэнхоуп издал резкий возглас. Яблоко со шлейфом пунцовой кожуры полетело в одну сторону. Ножик — в другую. А мистер Нейсби начал ругаться.

— Кто-то толкнул меня под локоть! — закричала Элинор.

— На лезвии кровь, — заметил Дуайт, разглядывая упавший на пол ножик.

— Чушь! — сухо возразил мистер Нейсби. — Просто кусочек яблочной кожуры. Вот, смотрите.

Он нагнулся за ножом. Лезвие было узкое, очень тонкое, длиннее, чем у обычных ножей для фруктов, и очень острое; серебро тускло блеснуло на фоне ковра. Нейсби схватил нож и кинул в вазу с фруктами.