Смерть и Золотой человек - [57]

— Молодой Дуайт любил своих родных, — сказал мистер Нейсби.

— Да! — заревел Г. М. с неподдельной яростью. Вынув изо рта сигару, он что было сил хлопнул ладонью по балюстраде. Снизу слышался возбужденный гул ребячьих голосов, эхом отражавшийся от мраморных стен. — Вот именно! — продолжал Г. М. — Он любил своих родных, из-за чего его и убили. Если бы этот скрытник доверился хотя бы кому-нибудь — кому-нибудь! — хоть на долю секунды, он бы сейчас не лежал там мертвый. Но что толку сокрушаться о сбежавшем молоке? Оплакивать больше некого. Пошли, сынок. А дверь пока лучше запереть.

Мистер Нейсби облизнул губы.

— Вы хотите всем рассказать?

— Да, таков был мой замысел.

Буллер Нейсби едва заметно дернулся.

— Сэр, я старинный друг семьи…

— Угу. Более того, если мне правильно сообщили, самой значимой уликой в деле стала одна реплика, сказанная Дуайтом Стэнхоупом в четверг вечером и обращенная к вам. Хотите пойти с нами и посмотреть финал? Во имя Господа, предупреждаю вас, это действительно финал!

Мистер Нейсби колебался всего минуту.

— Я пойду с вами, — заявил он.

Глава 20

— Ах! — вскричала Кристабель. — Мне не хватает Великого Кафузалума! Я полюбила Великого Кафузалума — особенно после того, как он блестяще избавился от мисс Клаттербак!

— Да. — В голосе Бетти послышались нотки озабоченности. — Но она перепугана до смерти! Макговерну пришлось везти ее домой в санях. Она говорит, что подаст на Г. М. иск в суд о возмещении ущерба.

— И подаст, — кивнула Элинор. — Старая стерва получила то, что заслуживала, вот и все.

— Кстати, — вмешался Г. М. таким странным тоном, что все посмотрели на него, — если у вас есть время, я хотел бы поговорить еще кое о ком.

В домашнем театре их осталось совсем немного.

Горели только настенные светильники за стеклянными призмами, освещая помещение желтым светом; в зале царила таинственная полутьма. Сваленные в кучу складные стулья являлись наглядным свидетельством вторжения и исхода. Из-под ковра придется потом долго выметать кусочки фруктов и ириски. Кто-то потерял ленту. Сцена оставалась в темноте, несмотря на распахнутые кулисы, за которыми в беспорядке громоздился реквизит иллюзиониста.

В кресле в заднем ряду с удобством развалилась довольная, ликующая, усталая Элинор. Бетти прибиралась в баре.

— Поговорить? — нахмурилась Кристабель. — Сейчас? Но мне нужно вниз, к гостям.

— Мадам, — возразил Г. М., — по-моему, не стоит.

Он подошел к сцене и опустился на край лицом к присутствующим. Кристабель развернула стул и, бросив на Г. М. озадаченный взгляд, села.

Не было произнесено ни одного слова, не высказано ни одного намека. И все же трое мужчин, помнивших, какое было лицо у мертвого человека этажом ниже, вероятно, прихватили с собой часть атмосферы той комнаты. Г. М., Ник и Буллер Нейсби не могли бы избавиться от гнетущего впечатления, даже если бы хотели. Г. М. бесстрастно спросил:

— А где остальные?

— Какие остальные? — крикнула сзади Элинор. — Рыжик и Винс чинят подъемник. В него попал подол платья Бетти, и он сломался. Хотите, чтобы они пришли?

— Сейчас же, — кивнул Г. М. — Доктор, вы лучше сядьте.

Доктор Клементс, чье бледное лицо заметно контрастировало с темными бородкой и усиками, поспешил вперед и споткнулся о поваленный стул. К изумлению присутствующих, доктор, которого минуту назад не было в зале, как будто материализовался из серой шторы на стене.

— Моя дорогая миссис Стэнхоуп, — начал он. — Мне никто ничего не сказал! У меня не было возможности увидеть…

— Погодите! — резко перебил его Г. М. — Вы тоже лучше садитесь с нами, сынок.

Из-за сцены вышел до того невидимый Ларкин; фигура его являла собой воплощение скорби. Он скромно кашлянул, обозначая свое присутствие, и неуклюже спрыгнул со сцены.

Бетти, стоявшая за стойкой, первая подала голос.

— Я знаю, — сказала она. — Ад!

Кристабель повернулась к ней:

— Дорогая, прошу тебя, не ругайся. Я не возражаю, только тебе святотатство не к лицу. Не твой стиль.

— На самом деле, — Бетти отодвинула вбок блюдце с чипсами, — я и не ругалась. Разве ты не помнишь выставку на Монмартре, куда вы с отцом возили нас, когда мне было пятнадцать, а Элинор — восемнадцать? Там ничего такого не было, но отец быстро увел нас оттуда. Выставка называлась «Ад». Вчера наш театрик напомнил мне о ней.

— Неплохая догадка, — заметил Ник.

— Да в чем же дело? — осведомилась Кристабель, изумленно оглядываясь по сторонам.

Г. М. пристально посмотрел на нее.

— Мадам, когда я скажу вам, кто покушался на жизнь вашего мужа, — в наступившем молчании Г. М. чиркнул спичкой и прикурил сигару, — кое-кто, возможно, потребует моей крови.

— Так вот вы о чем, — протянула Элинор.

— Ник! — крикнула Бетти, протягивая к нему руку. — Ник!

Он тут же подошел к ней. Кристабель вздохнула.

— Ах, Бетти, Бетти! — ровным тоном произнесла она. — Бетти, Бетти, Бетти!

— Кое-кто, — продолжал Г. М., — возможно, назовет меня старомодным ископаемым, который движется прямиком к старческому маразму и палате лордов. Поэтому всем вам будет полезно послушать, какие доказательства добыли мы с инспектором Вудом.

— Погодите, пожалуйста, — попросила Кристабель. На губах ее заиграла самая милая улыбка из всех, какие видел Ник. — Мистер Вуд, если вы не против, можно задать вам очень личный, очень грубый и даже оскорбительный вопрос?