Смерть и воскрешение патера Брауна - [47]

Он посмотрел на патера Брауна с вызывающей улыбкой сфинкса, затем, помолчав, сказал коротко:

– Череп брата разлетелся, но тело не пострадало. И в одном из карманов его платья мы нашли угрожающее письмо, полученное накануне, – письмо с крылатым кинжалом.

– Я уверен, – серьезно продолжал он, – что символ – крылатый кинжал – выбран не случайно. Что бы ни делал этот ужасный человек, все – преднамеренно. В уме у него спутались и самые сложные планы, и неведомые наречия, шифры, образы без названий. Он принадлежит к самому худшему на свете типу людей: к типу злых мистиков. Я, конечно, не утверждаю, что отгадал все скрытое под этим символом. Но есть, несомненно, какая-то связь между символом и необычными, преступными действиями этого человека в отношении нашей несчастной семьи, над которой он парит, как ястреб. Можно ли не видеть связи между идеей крылатого кинжала и тайной смерти Филиппа – смерти на лужайке собственного дома, где не осталось ни малейших следов ног, ни на траве, ни в пыли дорожек! Можно ли не видеть связи между крылатым кинжалом, который летит как стрела, и фигурой в черном плаще на фабричной трубе?

– Вы хотите сказать, что он летает, – задумчиво заметил патер Браун.

– Симон Магус достиг этого в свое время, – возразил Элмер, – и в былые темные времена утверждали, что антихрист будет уметь летать. Как бы то ни было, на письмах был изображен крылатый кинжал; мог ли он летать или нет – другой вопрос, но разить он, во всяком случае, умел.

– Вы не заметили, на какой бумаге были написаны письма? – спросил патер Браун. – На обыкновенной почтовой?

Элмер вдруг расхохотался.

– Можете сами убедиться, – с мрачной ухмылкой сказал он, – я получил сегодня такое же письмо.

Он откинулся на спинку кресла, вытянув ноги из-под зеленого халата, который был ему немного коротковат, и опустив подбородок на грудь. Почти не шевелясь, он запустил руку в карман халата и, вытащив за уголок бумажку, несгибающейся рукой протянул ее. В его позе было что-то, напоминающее о параличе, который сопровождается и оцепенением, и расслаблением. Но следующее замечание патера Брауна страшно взбодрило его.

Патер Браун всматривался в переданную ему бумажку, как все близорукие люди, поднеся ее к самым глазам. Бумага была не простая, хотя и шероховатая – нечто вроде листа, вырванного из тетради для этюдов художника. И на ней смелыми штрихами был изображен красными чернилами кинжал с крылышками – такими, как на жезле Меркурия, – а внизу слова: «Смерть настигнет вас на следующий за сим день, как настигла ваших братьев».

Патер Браун бросил бумажку на пол и выпрямился в кресле.

– Не позволяйте подобным вещам обескуражить вас! – довольно резко промолвил он. – Эти негодяи всегда стараются лишить нас возможности защищаться, отняв у нас надежду.

К его удивлению, развалившаяся в кресле фигура будто пробудилась ото сна и резко вскочила.

– Вы правы! Правы! – закричал Элмер с неожиданным оживлением. – И негодяи сами убедятся, что я не так уж беспомощен, не так безнадежно настроен, пожалуй, у меня больше и надежд, и средств защиты, чем вы думаете.

Он стоял, засунув руки в карманы, и, нахмурившись, смотрел сверху вниз на своего собеседника, которому вдруг пришло в голову, не повредился ли в уме этот человек, живущий в непрестанном страхе. Но, когда Элмер вновь заговорил, голос его звучал совсем спокойно.

– Мои несчастные братья погибли, на мой взгляд, потому, что пользовались неподходящим оружием. Филипп всегда имел при себе револьвер, и смерть его объяснили самоубийством. Стивен прибегал к полицейской охране, но в то же время боялся быть смешным и потому не стал тащить агента полиции вслед за собой на помост, на который поднялся на одну минуту. Оба они были скептиками – сказалась реакция на тот мистицизм, которому предался мой отец в последние дни своей жизни. Но я знаю, они не понимали отца. Правда, изучая магию, он в конце концов попал под влияние черной магии негодяя Стрейка. Но братья ошиблись в выборе противоядия. Противоядие против черной магии – не грубый материализм, не суетная мудрость, а… белая магия!

– Все дело в том, – заметил патер Браун, – что именно вы понимаете под белой магией.

– Магию серебра, – пояснил таинственным шепотом его собеседник и добавил, помолчав: – Знаете, что я называю серебряной магией? Одну минуту…

Он распахнул дверь с красными стеклами и вышел. Дом был не так велик, как предполагал патер Браун: дверь вела не во внутренние комнаты, а в коридор, в конце которого видна была другая дверь, выходившая в сад. По одну сторону коридора была еще дверь. «Наверно, в спальню, – подумал священник, – оттуда он и выскочил в халате». Далее по эту сторону коридора не было ничего, кроме обыкновенной вешалки, на которой, как на всякой вешалке, висели в беспорядке старые шляпы, пальто, плащи. Зато у противоположной стены стоял буфет темного дуба, инкрустированный старым серебром, а над ним было развешано старинное оружие. У этого буфета и остановился Арнольд Элмер, глядя на длинный старомодный пистолет с дулом в виде колокольчика.

Дверь в конце коридора была чуть приоткрыта, в щель пробивалась полоса света. Патер Браун всегда безошибочно угадывал, что происходит в природе. Он сразу понял, почему так необычайно ярка эта полоса. Случилось то, что он предсказывал, когда подходил к дому. Он пробежал мимо немало удивленного хозяина и распахнул дверь. Сверкающая белизна ослепила его. Все склоны холма подернулись той бледностью, в которой есть что-то и старческое, и невинное.