Смерть и рождение Дэвида Маркэнда - [10]

- О, благодарю вас, - сказала она, поглядела на свои руки, сделала паузу и подняла голову. Новым, спокойным тоном она произнесла: - Мистер Дин был очень добр, подумав обо мне, - и вышла из комнаты.

Все общество почти тотчас же последовало за ней. Благополучно завершившееся волнение вызывает голод.

Поллард хлопнул Маркэнда по спине.

- Вы успели позавтракать?

- И как еще!

- Превосходно! - прогремел Поллард, обращаясь к собравшимся вокруг стола, обремененного хрусталем, белоснежными салфетками и серебром, в ожидании, покуда миссис Дин займет свое место. - Дэв завтракал, а я нет. Так что я собираюсь поесть за двоих.

После обеда Элен подошла к мужу; она заметила, что за столом он сидел молча и почти ничего не ел.

- Дэв, - сказала она, - у тебя усталый вид. Ты бы поехал домой и вздремнул немного. Ведь ты помнишь, мы ужинаем сегодня на Восточной Шестьдесят пятой улице. Я буду ждать тебя там к семи часам.

- Ты занята до вечера?

Едва приметная скрытность в глазах Элен, прежде чем она ответила:

- Мы с мамой хотели сегодня познакомиться с кардиналом Лашезом. Ты, вероятно, читал о его приезде в Нью-Йорк? У доктора Коннинджа. Я обещала поехать с ней.

- Только не целуй перстень: это негигиенично.

Элен вспыхнула и отвернулась. Это удивило Маркэнда. Не раз он подтрунивал над ее увлечением гигиеной; поцеловать перстень кардинала на нее так же мало похоже, как разрешить детям пить из общего стакана.

- Элен, - сказал он, - может быть, нам извиниться перед твоими родителями и поужинать дома, с малышами?

- Ты ведь знаешь, как папа относится ко всякому нарушению данного слова. - (Она не хочет оставаться со мной наедине.) - Я тебе обещаю, добавила она, и ее слова - почему? - казались отягченными трудностью принятого решения, - сейчас же после ужина мы поедем домой.

Может быть, действительно поехать вздремнуть? Советы Элен всегда благоразумны. Маркэнд обвел взглядом широкую спину мистера Тиббетса, круглые тусклые глаза своей тетки, Полларда, у которого под давлением поглощенной им пищи лицо накалилось, словно клапан парового котла. Маркэнду не захотелось ни с кем из них разговаривать. Он выскользнул из комнаты.

У наружной двери его остановила Лоис.

- Куда это вы собрались?

- Спать.

- Великолепно. Я тоже еду.

Они спустились с крыльца и сели в автомобиль. В парке светило солнце и было тепло. Лоис повернула руль.

- Между прочим, Лоис. - Маркэнд смотрел прямо перед собой. - Я не особенно внимательно слушал. Как поделил все ваш папа?

- Как это на вас похоже! Ну вот, после уплаты всяких особых сумм, и взносов, и тому подобное он разделил остаток на десять равных частей. Пять идут маме. Страшно мило с его стороны, правда? Она теперь так богата, что может выйти замуж за какого-нибудь мальчишку, который убьет ее, чтоб завладеть ее деньгами. Остальные пять частей предназначены Мюриель, Барру, Чарли, милой Лоис и милому Дэвиду.

- Ловко! Таким образом, каждая из дочерей получает по две десятых?

- Если не разведется со своим мужем.

- Необычное для нашего времени завещание - без всяких оговорок оставить деньги жене и зятьям!

- Папа был настоящий человек. Только он так зарывался в свои дела, что подчас нелегко было отыскать в нем человека.

- И сколько же составляет все наследство?

- Вы и это прослушали? Старый Тиббетс очень подробно все объяснил. Он знал, что никто из нас не осмелится спросить! Всего около двух миллионов.

- Так... Значит...

- Значит, мой милый мальчик, не считая тридцати тысяч, завещанных Элен, Тони и Марте, вы получаете около двухсот тысяч долларов.

Маркэнд молчал.

- Недурно, - сказала Лоис. - Совсем недурно для мальчика из провинции. Но серьезно, Дэвид, я еще больше люблю папу за это. Он понимал, что вы настоящий Дин.

"Лозье" с трудом пробирался между кэбами, такси, "Поуп Хартфорд", "Панхард". - Двести тысяч в ОТП. Около двенадцати тысяч в год. Жалованье двенадцать тысяч в год. Городской дом ценой не менее тридцати тысяч. Я богат. - Маркэнд оглянулся на оголенные деревья (они достигли верхней, "романтической" части Центрального парка), на скалы, поросшие редким кустарником, на прохожих, обливающихся потом в зимней одежде, на скамейки, каменистые дорожки. Он, Маркэнд, возвышался над всем этим; радостное возбуждение охватило весь город, окаймлявший раскинувшийся под ним парк. Хозяин! Он чувствовал, что его рука властна остановить толпу прохожих или рассеять ее. Хорошо быть богатым! Лоис у руля, в синем твидовом костюме, с мехом, распахнутым на груди, вела машину мимо виктории, в которой сидели две пожилые дамы. Под шляпами, украшенными цветами, в рамке черного каракуля саков Маркэнд увидел высохшие, пергаментные лица, бессильно сложенные руки; потом мимо него промелькнул огромный кучер, подобно евнуху охранявший их, и два крутобоких мерина.

- Да, я богат, - вслух сказал Маркэнд. - Я принадлежу к тому же классу, что и эти мумии.

Лоис затормозила и поставила машину на стоянку.

- Пройдемся, - сказала она. Они взобрались на невысокий холм, миновали замусоренную рощицу, где среди голых стволов валялись номера воскресной газеты и уныло слонялись немногочисленные гуляющие. Достигнув вершины, они уселись на черном камне, выступы которого сквозь одежду врезались им в тело.