Смерть экспертизы - [2]

В какой-то степени это понятно. Политика предполагает дискуссию. Люди хотят быть услышанными. Особенно актуально это было в годы холодной войны, когда ставки были слишком высоки – мир находился на грани уничтожения. Я признавал, что это неизбежная цена, которую платят люди, занимающиеся публичной политикой. Со временем я обнаружил, что другие специалисты в различных политических областях сталкиваются с похожими проблемами, когда непрофессионалы вовлекают их в разного рода дискуссии о налогах, бюджете, иммиграционной политике, защите окружающей среды и многих других проблемах. Если вы эксперт в области политики, то это неотъемлемая часть вашей работы.

Впоследствии, однако, я начал слышать похожие истории от врачей. И от адвокатов. И от преподавателей. И, как оказалось, от многих других профессионалов, рекомендации которых оспаривать не принято. Эти истории удивили меня: вместо того чтобы задавать разумные вопросы, пациенты или клиенты настойчиво объясняли профессионалам, почему их совет ошибочен. В каждом случае сама мысль о том, что специалист знает, что он или она делает, отвергалась изначально.

Все поддается пониманию всякого, и каждое суждение по любому предмету так же хорошо, как любое другое.

Более того, сегодня меня особенно поражает не то, что люди отмахиваются от мнения экспертов, а то, что они делают это так часто, в самых разных ситуациях и с таким гневом. Возможно также, что нападки на экспертное знание стали более заметны из-за вездесущего Интернета, неупорядоченной природы обсуждения в социальных сетях или поступления новостей круглосуточно.

Но в таком неприятии экспертного знания присутствует столь явная уверенность в собственной правоте и такое неистовство, что это свидетельствует – по крайней мере, на мой взгляд – что это не столько недоверие, вопрос или поиск альтернатив, сколько нарциссизм в сочетании с презрением к чужой компетентности, то есть своего рода попытка самоутверждения.

А это лишь усиливает давление на экспертов, и им все сложнее призывать к разуму людей. Каков бы ни был предмет обсуждения, возможность конструктивного спора всегда разбивается о возмущенное эго, и все остаются при своих мнениях. А иногда это негативно сказывается на профессиональных отношениях и даже дружбе. Сегодня вместо споров от экспертов ждут того, чтобы они принимали подобные возражения, как честное заявление об иной позиции по конкретному вопросу. Мы должны «соглашаться – не соглашаться» – фраза, которая в настоящее время используется без разбора, чтобы, в том числе, погасить пламя жаркой дискуссии. А если мы настаиваем на том, что не все является делом вкуса, что какие-то вещи верны, а какие-то нет – что ж, тогда мы просто ничтожества в их глазах.

Возможно, я просто являюсь примером изменений, происходящих от одного поколения к другому. Я рос в 1960–1970-х годах – в эпоху, когда экспертам, может быть, слишком доверяли. Это было опьяняющее время: Америка не только находилась на переднем крае науки, но и была бесспорным мировым лидером. Мои родители были грамотными, но не образованными людьми, которые, подобно большинству американцев, полагали, что люди, отправившие человека на Луну, вероятно, были правы и в отношении большинства других важных вопросов. Я воспитывался не в атмосфере бесспорного подчинения властям, но в целом моя семья была типична в том, что верила, что люди, специализирующиеся в самых разных сферах, от ортопедии до политики, знают, что они делают.

Как верно указывают критики экспертного знания, в те дни мы доверяли людям, которые не только отправили Нила Армстронга в точку посреди Моря Спокойствия, но и многих менее известных американцев в такие места, как Кхешань и долина Йа-Дранг во Вьетнаме.

Доверие общества к экспертам и политическим лидерам было не только потеряно, им злоупотребили.

Теперь, однако, мы движемся в другом направлении. У нас нет здорового скептицизма по отношению к экспертам: вместо этого мы активно возмущаемся ими. А большинство людей полагает, что эксперты неправы просто по факту того, что они эксперты. Мы освистываем «яйцеголовых» – бранное слово, вновь вошедшее в моду – когда учим наших врачей тому, какие лекарства нам нужны, или когда убеждаем учителей в том, что ответы наших детей в тестовом задании верны, даже если они допустили ошибки. Каждый из нас не только так же умен, как любой другой – мы все считаем, что мы самые умные люди на земле.

Вместо того чтобы задавать разумные вопросы, пациенты или клиенты настойчиво объясняли профессионалам, почему их совет ошибочен. В каждом случае сама мысль о том, что специалист знает, что он или она делает, отвергалась изначально.

И никогда еще мы не ошибались так сильно.

Я должен поблагодарить очень многих людей за помощь в создании этой книги, но еще больше тех, кто не хотел бы, чтобы его ассоциировали с теми взглядами и выводами, что представлены в этой книге.

Впервые я написал пост под названием «Гибель экспертного знания» (“The Death of Expertise”) для своего личного блога «Военная комната[1]» (“The War Room”) еще в 2013 году. Этот пост заметил Шон Дейвис из онлайн-журнала The Federalist. Он связался со мной и предложил сделать из этого текста статью. Я благодарен Шону и The Federalist за то, что разместили мой материал, где его вскоре прочитало свыше миллиона человек по всему миру. Позже статью увидел Дэвид Макбрайд и в свою очередь обратился ко мне с предложением создать на основе ее главного тезиса книгу. Благодаря его редакторскому опыту и советам мы смогли сделать эту дискуссию более масштабной. И я благодарен ему и издательству, а также всем анонимным рецензентам будущей книги за то, что данный проект воплотился в жизнь.