Смерть дикаря - [8]

— Прежнего, граф, а теперь я его презираю.

— Нет, я прошу у вас более простой услуги. Мне просто не хочется возвращаться сегодня домой — позвольте мне пробыть до завтра у вас.

— Располагайте моим домом, граф, — сказал Рокамболь.

Тогда граф сел и написал своей жене следующее письмо:

«Графиня!

Вчера и даже сегодня час назад я все еще сомневался… Теперь же сомнение невозможно для меня. Завтра я дерусь с Ролланом де Клэ и надеюсь убить его.

Через час после того я уеду из Франции, если не убьют меня самого… но я не хочу погибнуть от его руки. Я вас любил и прощаю вас.

Граф Артов».

Написав эту записку, граф запечатал ее и сказал виконту д'Асмоллю:

— Я оставлю вас ненадолго, мой друг, до свидания… Прощайте, маркиз.

И граф вышел, спокойный по наружности, но с разбитым сердцем.

— Куда прикажете везти? — спросил его извозчик, когда он сел в наемный фиакр.

— Прованская улица! — крикнул граф.

Роллан де Клэ сидел дома. В это утро он получил от Ребекки записку следующего содержания:

«Вы вчера были просто восхитительны, и я награжу вас за это. На всякий случай не уходите из дому до пяти часов, может быть, я успею вырваться хоть на минутку от своего тирана и побывать у вас».

Роллан, повинуясь этому приказанию, отослал даже своего камердинера, чтобы быть совершенно наедине с нею, если она приедет.

В половине второго раздался звонок.

— Это она!.. — проговорил Роллан, вздрогнув, и побежал отворять, но, отперев дверь, он невольно отшатнулся, у него потемнело в глазах… Это была не она, а он… Он, муж — страшный граф Артов.

— Милостивый государь! — сказал ему граф. — Мне нужно сказать вам несколько таких слов, которые я нахожу неудобным говорить здесь на пороге, а потому я прошу позволения войти к вам.

И, сказав это, граф прямо прошел в гостиную Роллана и сел.

Де Клэ последовал за ним и тоже сел. Он уже не сомневался, что граф все знал. Роллан горделиво поклонился графу и сказал:

— Чему обязан я чести вашего посещения, граф?

— Я все знаю…

Фат поклонился опять.

— Я к вашим услугам, — сказал он.

— Очень хорошо.

— И согласен на все ваши условия…

— Сначала пистолет, а потом шпага; вы, конечно, понимаете, что мы будем драться насмерть.

— Это как вам будет угодно.

— Завтра в восемь часов утра.

— Где?

— О, разумеется, не в Булонском лесу! Она, пожалуй, явится туда и разыграет трогательную сцену. Мы будем драться в Венсене, у Тронной заставы.

— Я буду там с моими секундантами, — ответил Роллан.

— Прощайте, милостивый государь, до завтра! — сказал граф с ужасающим хладнокровием.

Роллан любезно проводил его до лестницы.

Тут они обменялись еще раз взглядами и поклонами.

Роллан, нужно отдать ему справедливость, вел себя вполне прилично и достойно на этом свидании, он находил поступок графа чрезвычайно логичным и основательным и не подумал увертываться. Так как граф знал все, то драться было необходимо.

Но Роллан обладал только одним хорошим качеством — храбростью, а когда прошел первый момент его изумления и смущения, то он увидел в вызове графа только одно средство еще больше возвыситься в глазах своих приятелей-молокососов, которые и без того уже приходили в удивление от его успехов.

Дуэль с графом Артовым придавала ему весу, и ему ни на минуту не приходило в голову, что граф может убить его.

Под влиянием какой-то лихорадочной радости он написал Октаву письмо и сообщил ему о предстоящей дуэли с графом, которая происходит из-за того, что сильная любовь к нему графини Артовой скомпрометировала ее мужа.

Одним словом, одна эта записка заслуживала уже поединка.

Граф Артов отправился от Роллана де Клэ к герцогу де Шато-Мальи.

— Я пришел просить вас об одной услуге, — сказал он ему.

— Приказывайте, граф.

— Завтра я дерусь на дуэли.

— Вы?!

— Я. Хотите быть моим секундантом?

— Конечно… только…

— Вы желаете знать причину дуэли?

— Именно… дуэль такая печальная вещь! Граф грустно улыбнулся.

— Я выхожу на дуэль, — сказал он, — потому что еще вчера был одним из счастливейших людей, а сегодня стал несчастнейшим.

— Боже мой, что вы говорите?

— Ничего, я любил, а меня не любили. Я предполагал, что раскаяние создает иногда ангелов, а теперь убедился в том, что порочность, обращенная на одно мгновение на путь истинный, рано или поздно возвращается к прежнему… вот и все!..

— Но… возможно ли это?.. Боже мой, возможно ли это?.. Графиня!..

— Не говорите мне о ней, — перебил его глухо граф Артов. — Она умерла для меня!..

Пока совершались события, рассказанные нами, — иная сцена, не менее драматичная и раздирающая сердце, происходила в Пепиньерской улице, в отеле графа Артова. Читатель помнит, что граф уехал из дому верхом после завтрака.

В эти два дня, по своем возвращении, граф, француз душою и характером, не мог насытиться своим Парижем. Еще накануне его не было дома с самого утра и до обеда, а в этот день Баккара сказала ему, улыбаясь:

— Поезжай, дружочек, я увольняю тебя до обеда.

И, сказав это, сама графиня уехала также за покупками.

Она воротилась в три часа и узнала, что граф отослал свою лошадь и взял извозчичий купе. Это обстоятельство показалось ей несколько странным, но все-таки она не придавала ему большой важности.