Смерть Аттилы - [55]

— Не думаю. Если они начнут, то мы тоже будем продолжать пить, не можем же мы оставаться единственными трезвыми на свадьбе!

Они прошли под окнами помещения Креки-хатун и вышли к костру караульных в задней части ограждения. Они могли видеть двигающиеся фигуры женщин сквозь окна, но Такс отвернулся от них. Существовало строгое табу — нельзя было смотреть на танцующих женщин.

— Дитрик, — сказал он приятелю. — Ты должен следить за мной и Монидяком, чтобы мы не перепились!

— Разве это возможно? — улыбнулся Дитрик. Они завернули за угол и пошли к маленькому полю.

Такс засмеялся.

— Надеюсь, что нет. Нам придется охранять комнату кагана и не стоит быть чересчур пьяными.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Константиус уже не первый раз встал, сжимая в кулаках складки белой одежды.

— Вы должны его разбудить. Они ждут.

— Пусть подождут, — ответил Монидяк. Он поставил копье рядом с дверью и облокотился на стену, сложив руки на груди. Такс сидел рядом на полу с другой стороны двери. Он перевел взгляд с Монидяка на Эдеко, который никак не мог решиться. Лоб Эдеко сейчас прорезала удивительно глубокая морщина, он постоянно жевал губами и не сводил глаз с двери кагана.

Константиус мрачно посмотрел на Монидяка и снова устало сел. В маленькой прихожей была только одна скамья.

Эдеко и Константиус тесно прижались на ней, как двое влюбленных.

— Что вы думаете? — спросил Эдеко.

— Я? — переспросил Такс. — Ничего. Она — очень хорошенькая.

Монидяк улыбнулся.

— Мне нравятся более толстые женщины, на них мягче лежать.

— У тебя, братец, — сказал ему Эдеко. — У тебя самого слишком много жира, и он мешает тебе как следует слышать.

Монидяк откинул голову и захохотал. Углы рта Эдеко опустились, будто ему пришла в голову неприятная мысль. Он взглянул на Константиуса.

— Наверно, ты прав. Нам придется туда войти. Он никогда так долго не спит и всегда отзывается, когда кто-то стучит в дверь.

Константиус вскочил на ноги и пошел к двери. Такс поднялся на ноги. Каган, наверно, будет злиться; и ему хотелось быть от него подальше. Эдеко сильнее стукнул в дверь. Все стояли, не отводя глаз от двери, и прислушивались, стараясь не дышать. Ответа не последовало. Эдеко попытался открыть дверь, но она была заперта изнутри. Он отошел назад и выбил ее ударом ноги. Эдеко вошел, говоря при этом:

— Аттила, прости нас. Константиус следовал за ним по пятам.

Такс снова уселся у двери, поставив копье между ног. Монидяк радостно промолвил.

— Надеюсь, он их не убьет.

— Такс! — закричал Эдеко из комнаты. — Такс, иди сюда. Монидяк, запри внешнюю дверь и никого не пускай.

Такс вскочил на ноги. От голоса Эдеко у него побежали мурашки по спине. Он подумал: каган — мертв.

Такс вбежал в комнату. Сзади с шумом захлопнулась входная дверь в прихожую. Он увидел, лицо Эдеко стало бело-зеленым под загаром, а Константиус стоял на полу на коленях, сцепив перед собой руки. Такс почти сразу же увидел кровь.

Девушка скорчилась в углу занавешенной балдахином постели кагана. Занавеси были почти прикрыты, и сам каган оставался в тени. Он лежал на спине в полумраке с открытым ртом. Все лицо было в крови. Под постелью кровь стояла лужицей. Она уже наполовину высохла, и ею были сильно пропитаны покрывала.

Эдеко что-то говорил, но Такс его не понимал. Он не мог отвести взгляда от кагана. Наконец Эдеко схватил его за плечи и начал трясти так, что у него чуть не отлетела голова. Такс заскулил. Когда Эдеко отпустил его, он поднял на него взгляд.

— Эдеко, что теперь будет с нами?

— Молчи, — приказал Эдеко. — Мы потом подумаем об этом. Ты останешься здесь и станешь сторожить его тело. Ты сможешь это сделать? Если нет, то этим займется Монидяк…

— Сделаю, — сказал Такс — Позволь это сделать мне.

— Не уходи, — распоряжался Эдеко. — Константиус пойдет со мной.

Константиус начал рыдать. Его руки в кольцах дрожали, и он на латыни начал о чем-то умолять Аттилу. Такс стоял с копьем у постели вождя. Резкие незнакомые звуки молитвы Константиуса пугали его. Он посмотрел на девушку.

— Это она его убила?

— Нет, — резко сказал Эдеко. — Это не она. Посмотри, что с ней творится.

Он подошел к постели и одной рукой ухватил девушку за талию. Она вся обмякла у него в руках. Глаза у нее были широко раскрыты, но она ничего не понимала. Эдеко приподнял ее. Она положила голову ему на грудь и медленно закрыла глаза.

— Пошли со мной, Константиус, — сказал Эдеко и подтолкнул маленького толстого человечка к двери.

— Монидяк, открой нам дверь.

Дверь открылась, и они вышли из комнаты. Было видно голову Эдеко между повисшей светлой головкой девушки и лысой головой в веснушках римлянина. Когда они ушли, Монидяк заглянул внутрь. Увидел кагана, и у него посерело лицо. Он посмотрел на Такса. Они оба молчали. Потом Монидяк вышел и запер за собой дверь.

Такс сел на пол у головы кагана. Он почувствовал запах засохшей крови. Сначала он боялся посмотреть на мертвеца, но потом взглянул на него. Каган лежал, подтянув ноги к груди, его тело было выгнуто вперед в агонии. Кровь лилась у него изо рта и носа. Его волосы были пропитаны ею, а усы засохли от крови. Таксу стало так жаль его, что он начал плакать. Ему припомнилось все, что каган когда-либо говорил ему. Ему было так жаль, что Аттила умер в страшной боли и агонии. И рядом с ним была девушка, слишком испуганная, чтобы позвать на помощь. Такс положил голову рядом с мертвой головой и, плача, решил, что теперь никогда не сможет быть счастливым.