Смелые наездники - [25]

— Рано утром каталась верхом. Позже с мамой и ее друзьями опять каталась верхом. Потом шла в госпиталь к ветеранам. Я ходила к ним почти каждый день. Многих из них надо было кормить с ложечки, а персонала вечно не хватало. Оставалась там почти до трех. — Она вздохнула. — Затем какой-нибудь обед или прием, на который нужно пойти. Моя мать — член многих клубов, которые используют любой предлог, чтобы устроить прием. После развода с Дэвидом друзья матери бесконечно знакомили меня со своими родственниками или друзьями, пытаясь выдать замуж.

— Бак мне что-то говорил о госпитале, но я не думал, что ты уделяла ветеранам так много внимания.

— Просто я так хотела. У меня имелось свободное время, а они нуждались в помощи. Кроме того, я полюбила их. Такие сильные духом люди.

— Что ты для них делала?

— Все, что надо было. Помогала есть, писать письма. Выполняла разные поручения. Например, звонила по телефону, ходила за покупками для их жен или детей. А большую часть времени просто слушала их рассказы. А ты был во Вьетнаме?

— Был, но в боях почти не участвовал.

— Там находился один человек… Он научил меня тому, о чем я раньше не подозревала. Научил лучше понимать себя. Рассказывал. От него я многое узнала. О человеческом духе, о любви.

— Ты скучаешь по ним?

— Да. Как только приеду домой, навещу их.

Уэс обнял любимую, сжал бока лошади, и они поскакали через поле. Виктория ухватилась за гриву. Быстрее, еще быстрее. Они тесно прижались друг к другу, двигаясь в такт движениям лошади. Трение, порождающее огонь. Уверенность, вызывающая ответную уверенность. Когда Уэс перевел лошадь на рысь, а потом на шаг, Виктория повернулась и поцеловала его в подбородок. Остановив лошадь под деревом, он спешился и протянул руки. Виктория скользнула в его объятия. Уэс расстелил ее шаль на траве, и они устроились на ней.

— Ты часто ездишь верхом так рано? — спросила Виктория.

— Только когда не могу уснуть, — ответил он, и в его голосе послышалась особая вибрация.

— Ты уже покормил лошадей?

— Да, не беспокойся. Сегодня мы договорились встретиться в десять для верховых тренировок. А сейчас я бы не прочь плотно позавтракать. Ты не возражаешь, если мы вернемся и посмотрим, что там у повара на плите?

Виктории хотелось, чтобы это утро не кончалось, но она сказала:

— Хорошо. Конечно, перед тяжелым рабочим днем тебе необходимо подкрепиться. Ковбои все так делают, я знаю.

Уэс рассмеялся.

— Тебе предстоит еще многое узнать о ковбоях. И я именно тот человек, который будет учить тебя.

Она обвила его шею руками, глядя на него сквозь густые темные ресницы.

— Научи меня.

Уэс приблизил свои губы к ее губам, почти боясь, что больше не будет той остроты ощущений, что была накануне. Но ощущения оказались еще сильнее. Желание пронзило его насквозь.

Виктория наслаждалась ласками и не противилась, когда его руки стали более настойчивыми. Никогда еще ее не любили в тени большого старого дерева.

Уэс не спешил. Она наблюдала за игрой чувств на его лице. Словно юные любовники, в первый раз ласкающие друг друга, они никак не могли насладиться. Сердце Виктории наполнилось радостью и счастьем. То же она прочитала в глазах Уэса. Прошлой ночью в темноте этого не было видно. Сейчас, в яркое летнее утро, каждый из них отчетливо видел глаза партнера по любовной игре. Медленно их одежда легла рядом. Она уже не боялась, что их застигнут врасплох: лошадь предупредит их, если кто-нибудь появится. Виктория испытывала невероятную свободу, которую никогда еще не позволяла себе.

Когда он накрыл ее своим телом, у нее возникло непередаваемое ощущение защищенности и неизвестности, чего-то привычного и неизведанного. Вот он вошел в нее, и все оказалось для них так же ново, как будто они впервые вместе. Извиваясь под ним, шепча его имя, Виктория исходила любовным жаром, на который раньше не считала себя способной. Никогда еще и он не любил ее так горячо…

Потом они вернулись в Глори-таун.

Городок только начал пробуждаться. Тут и там появлялись первые прохожие. Уэс и Виктория подъехали к конюшне, вошли внутрь, и сердце похолодело: ее лошади не было в стойле, она лежала на полу. Стойло открыто, и дверь в кладовую тоже. Нетрудно догадаться, что случилось. Это означало смерть.

— О господи! — воскликнула Виктория, кидаясь к лошади. — Ты что, не закрыл дверь? — накинулась она на Уэса.

Тонка лежала, тяжело дыша. Прижав ухо к ее животу и ничего не услышав, Виктория все поняла. Колика! Жуткое слово для владельца лошади.

Уэс стоял рядом.

— Разумеется, я запер двери! Ты что, думаешь, я идиот? Лошади — моя работа. Надо постараться поднять ее.

Виктория проговорила, еле сдерживая рыдания:

— Вызови скорее ветеринара!

Она пыталась припомнить все, что знала о колике. Если лошадь объестся тем, к чему не привыкла, — сочной зеленой травой, люцерной или зерном, — масса не успевает перевариться, в кишечнике начинается брожение, скапливаются газы. Они вызывают сильнейшую боль. И если лошадь ложится на землю и катается в попытке облегчить страдания, может произойти заворот кишок, а это означает конец всем надеждам. Животное умирает долгой и мучительной смертью.