Добрый вахмистр и не подозревал, как эти горячие, задушевные речи разрывали сердце бедняжке рядовому!
Но самое тяжелое было впереди: прощание с Вышмирским. Этой минуты – минуты прощания с Юзефом – Надя боялась всего больше, и, когда она наступила, Надя не выдержала и разрыдалась.
Бледный, взволнованный, потрясенный до глубины души, стоял перед нею Юзек.
– Что же это? Матка Боска! Иезус Мария! – лепетал он, в то время как по бледному лицу его струились слезы. – Что же это?… Всегда двое… всегда вместе – и вдруг… Ах, Саша, Саша! Ну что я без тебя? Ну каково мне будет, Саша?! Зачем судьба послала мне такого друга, чтобы так безжалостно отнять его снова!..
И он заплакал беспомощно, в голос, по-детски, забыв и свой офицерский чин, и свои эполеты, все в мире, кроме разлуки со своим другом Сашей.
– Послушай, – произнес он позднее, успокоившись немного, – я не знаю, что ждет тебя впереди, но ты должен помнить и знать во всякое время, что в старом замке Канутов и в этих коннопольских рядах у тебя есть верный, надежный друг, Юзеф Вышмирский.
– Спасибо, Юзек! Спасибо, милый! – произнесла растроганная до глубины души Надя. – Что бы ни было со мною, я не забуду ни тебя, ни Зоси…
В тот же вечер Надя сбегала на могилу Алкида и, припав головою на холмик, произнесла, обливаясь горючими слезами:
– Спи с миром, верный друг и боевой товарищ! Верную службу сослужил ты мне, и никогда память о тебе не перестанет жить в моем сердце!
А на следующее утро, когда мелкая дробь барабана будила сонный лагерь, Надя вместе с Нейгардтом выезжала из Полоцка в его коляске…
Проснувшаяся алая красавица заря заливала белые лагерные шатры потоками розового света, похожего на светлое будущее молодой радостной жизни…
Но не алая заря была в сердце смугленькой Нади. В бедном маленьком сердце не было ни надежды, ни счастья в это светлое, радостное утро…
Темная, непроглядная мгла окутывала бедное сердечко юного уланчика, в то время как в смелой головке рождались самые невеселые, тяжелые думы…
Быстрая скачка на перекладных несколько рассеяла опечаленную и измученную Надю. К тому же Александр Иванович Нейгардт оказался милейшим человеком и всю дорогу до Витебска старался успокоить своего спутника и разогнать его мрачное настроение.
Наконец, после усиленной тряски по ухабам и рытвинам тогдашних, далеко не благоустроенных дорог, они приехали в Витебск.
Сначала Нейгардт привел Надю к себе на квартиру, где она могла привести себя в порядок после продолжительной дороги и отдохнуть немного.
Ровно в 10 часов утра прискакал графский ординарец с приказом немедленно явиться в штаб к главнокомандующему, графу Бугсгевдену.
Подъезжая к квартире Бугсгевдена, Надя ощущала чувство страха, детского, беспомощного страха, чуть ли не впервые за всю свою жизнь.
И все же, несмотря на это, она нашла в себе достаточно силы побороть это постыдное, по ее мнению, чувство и смело вошла вслед за Нейгардтом в кабинет главнокомандующего.
Там их встретили двое. Одного из них Надя уже видела в свите цесаревича во время кавалерийского смотра на прусской границе. Это был сам командующий войсками, граф Бугсгевден. Другой был блестящий высокий офицер в флигель-адъютантской форме.
– А ваше оружие, юноша? – встретил ее Бугсгевден. – Солдат ни на минуту не должен быть без оружия, помните это!
– Но, ваше высокопревосходительство, мое оружие отобрали у меня! – произнесла Надя и твердо встретила острый, пытливый взгляд главнокомандующего.
– Приказать вернуть! – чуть обернувшись в сторону вошедшего вслед за Надей и Нейгардтом ординарца, приказал граф.
Последний исчез в одно мгновение ока и снова появился, держа наготове саблю в руках.
Яркая краска радости залила щеки девушки. Не отдавая себе отчета, она быстро поднесла саблю к губам и запечатлела горячий поцелуй на ее блестящей стали.
А граф, ласково взглянув на юного уланчика, заговорил снова:
– Я много слышал о вашей храбрости. Все ваши начальники дали самый лестный отзыв о вас. Слух о ней дошел до государя… Не пугайтесь, но… я должен отослать вас к императору в Петербург…
Сабля выпала из рук Нади… Глаза ее расширились, лицо покрылось смертельной бледностью… Еще немного – и, казалось, вот-вот она рухнет сейчас к ногам графа.
– Что с вами? Вам дурно, молодой человек? – послышался за нею мягкий, приятный голос, и блестящий офицер в флигель-адъютантском мундире поддержал за плечи пошатнувшуюся было девушку.
– О… Господи, Господи! – лепетала она, вся трепещущая и испуганная насмерть. – Я погиб… Государь непременно отошлет меня домой, и тогда все пропало!..
Этот взволнованный голос, эти вырвавшиеся прямо из недр души бедной девочки слова выражали столько неподдельного отчаяния, мольбы, тоски и страха, что сам Бугсгевден казался заметно растроганным этим порывом.
– Не бойтесь ничего, дитя мое! – произнес он ласково. – Государю, повторяю, уже известна ваша храбрость. Мне было повелено высочайшим приказом навести о вас справки. И все сведения, собранные о вас, могут только послужить в вашу пользу. Вы бы не хотели расстаться с вашим мундиром, юноша, не так ли?
– О, скорее с жизнью расстался бы я, граф! – пылко вырвалось из груди Нади.
