Smaranam - [22]

В поисках восточной прародины

Стремление обнаружить колыбель германства за пределами Европы было издавна присуще немецким интеллектуалам и объяснялось оно универсалистским пониманием немецкой идентичности. Уже при Оттонах и Штауфенах (династиях, находившихся у власти с первой половины X по середину XIII в.) сложилось представление о том, что коль скоро немцы — не просто один из народов Земли, но народ изначальный (Urvolk), то именно их язык представлял собой язык первоначального человечества (Ursprache), и в частности, именно он был в ходу у библейских пророков¹⁷. Долгое время германский универсализм казался лишь естественным продолжением универсализма католического. Однако в преддверии Реформации обнаружилось, что у него есть и иные грани.

В ситуации кризиса, когда немецкое образованное общество с невиданной прежде остротой ощутило пропасть, разделяющую два мира — германство и латинство, развернулся знаменитый спор о прародителе немецкого народа¹⁸. Еще сохраняла свое влияние старинная легенда, отводившая эту роль троянскому принцу Туиско (Туискону); быстро входила в моду «яфетическая теория», согласно которой пращуром всего германского народа был внук Иафета по имени Ашкеназ (прежде его считали предком одних лишь саксонцев)¹⁹. В этих дискуссиях вполне отчетливо вырисовывались контуры позднейшего немецкого ориентализма. «После того, как патриархи во главе с Адамом впали в немилость, — писал Леон Поляков, — их место быстро оказалось занято легендарными ариями, и с тех пор привилегированное положение немцев среди народов мира должно было обосновываться именно с этой новой точки зрения»²⁰.

4*

51

В самом деле, поскольку речь шла о старшинстве немцев по отношению к народам Запада, постольку корни германства поневоле приходилось искать на Востоке. Переход от «яфетизма» гуманистов (в поддержку которого высказывался и Лютер) к позднейшим индо-германистским построениям романтиков был, однако* далеко не так прям, как это позднее представлялось выдающемуся французскому исследователю. Уже в эпоху Возрождения «троянская» и «яфетическая» концепции были дополнены третьей, в которой нетрудно узнать прообраз романтической генеалогии германства.

В данном случае родословная немцев возводилась к древнему Вавилону. Источником этой версии стала одна из литературных сенсаций того времени — так называемая хроника Псевдо-Бероза — фальшивка, настоящим автором которой был Джованни Нанни из Витербо (1432-1502), монах-доминиканец, сочетавший неустанную церковнополитическую деятельность с исследованием подлинных античных текстов и одновременно с фабрикацией поддельных. Случилось так, что один из них, приписанный автором халдейскому жрецу по имени Бероз (от подлинной хроники Бероза сохранились лишь фрагменты), оказал почти беспрецедентное влияние на немецких гуманистов²¹.

Примером тому может послужить «Баварская хроника», принадлежащая Иоганнесу Турмайру (Авентину) и написанная в годы Великой Крестьянской войны. К тому времени старая «троянская» легенда явно обнаружила свою неубедительность: не только немцы, но и другие европейские народы числили среди своих предков Приама и Гектора, а потому немецкая исключительность нуждалась в более прочном обосновании. И Туискон выступает в качестве одного из сорока пяти (!) сыновей Ноя, рожденных после потопа. Ему-то патриарх и отдает в наследственное владение земли от берегов Рейна до границ Азии и Черного моря. Впрочем, автор «Баварской хроники» считает предками немцев, по существу, всех древних обитателей Ближнего Востока: согласно Турмайру, Нимрод и его сородичи воздвигли Вавилонскую башню именно для того, чтобы князья (Fuersten), уезжая в дальние страны, хранили память о Месопотамии. Характерно, что, возводя своих соотечественников к вавилонянам, Авентин особое внимание уделяет именно отстаиванию и вместе с тем переисмыслению традиционных универсалистских притязаний. Ему важно не только показать, что государство существовало у немцев за тысячу лет до Троянской войны и что во II тысячелетии до н.э. Германия и Галлия составляли одну страну, обитатели которой говорили по-немецки, но и внушить читателю другую мысль: древние народы Ближнего Востока, включая, например, скифов и галатов, суть ветви единого немецкого народа²².

Среди доромантических попыток обосновать немецкий универсализм особого внимания заслуживают построения Г.В. Лейбница, стремившегося реконструировать язык первоначального человечества, который он именовал «адамитическим языком» (adamitische Sprache). Ближе всего к нему, полагал автор «Новых опытов о человеческом разуме», должны были бы находиться семитские языки: еврейский и арабский. Здесь Лейбниц делал, однако, существенную оговорку: в обоих случаях праязык подвергся порче. И высказывал предположение, что «героический» немецкий язык (Heldensprache) сохранил с языком патриархов значительно больше общих черт ³.

Неудивительно, что как только было обнаружено -— уже не вымышленное, а реальное! —- сходство индоевропейских языков и роль праязыка от семитских языков перешла к санскриту, немецкие романтики сразу же истолковали языковую общность как свидетельство исконного индоевропейского (индогерманского) единства и положили этот тезис в основу всей романтической философии истории.