Слышишь пение? - [39]

— Соберись с силами, сын. Конечно, я тоже мог бы себе позволить с головой окунуться в подобные мысли. Но нам необходимо работать, тебе и мне.

— Работать, — пренебрежительно фыркнул Руди, будто его занятия ничего не стоили.

— Да, работать, — повторил папа. — И помогать Анне — тоже работа. Если бы Гитлера и его свору учили, как заботиться о тех, кто слабее, защищать их, а не уничтожать…

Он резко оборвал себя на полуслове. Что ему припомнилось, недоумевала девочка, глядя на отца. Наверно, сам когда-то помогал младшей сестренке? Анне всегда нравились рассказы родителей о детстве. Особенно папины истории — в них прошлое прямо оживало. Но сейчас папу ни о чем таком не спросишь.

А может, попробовать?

Вдруг радостные воспоминания лечат раны, а не бередят?

Девочка шагнула ближе к отцу, почти коснулась шершавой, грубоватой материи на рукаве пиджака, и быстро, пока хватает смелости, заговорила:

— Тетя Таня хорошо училась, правда? Или ты ей часто помогал, папа?

— Она куда лучше меня успевала по всем предметам, кроме языков. И еще — никак не могла освоить езду на велосипеде. Хотелось ей ужасно, но ничего не получалось. Изо дня в день я бегал рядом, чтобы подхватить ее, если потеряет равновесие.

— И что, научилась она кататься? — заинтересовано спросила Анна, ей представились, словно на старых коричневатых фотографиях, двое детей, девочка на велосипеде и бегущий мальчик.

— В один прекрасный день полетела птичкой, — казалось, папа до сих пор удивляется, как это у нее получилось. — Едет и кричит мне, а я уже давно отстал: "Совсем нетрудно, Эрнст! Почему ты мне раньше не сказал, так легко!"

— Вот и у меня было то же самое, когда Руди объяснил про игру в карты и подсчет проигранных очков, — призналась Анна. — Даже не верится, как легко.

— Тебе еще долго учиться, пока полетишь птичкой, — хмыкнул старший брат.

Анна, приняв оскорбленный вид, гордо задрала голову.

— Я в себя верю. Мистер Апплби сказал: "Вера — это когда слышишь пение птички еще прежде, чем она вылупилась из яйца".

— А я бы все-таки сначала повысиживал яйца, — поддразнил сестру Руди.

— Я… — Анна помедлила, вспоминая слова директора. — Я буду слушать пение.

— Пение иногда нелегко расслышать, Анна, — вздохнул папа. — Но ты верь. Давайте сегодня закроем магазин пораньше и вместе пойдем домой. А то мама будет беспокоиться.

Девочка глядела на отца, пока тот запирал магазин. Когда он умудрился так ссутулиться? Дочка ему теперь по плечо!

В испуге она обернулась и заметила, что брат смотрит на нее.

— Не волнуйся, Анна, — Руди, как взрослый, взял ее под руку.

И больше ничего не сказал. О чем он — может, и сам не знает? До чего же хорошо шагать домой между братом и отцом, держа обоих под руки!

Глава 15

— Анна, сосредоточься, — потребовал Руди.

Анна вздохнула: учить алгебру — это тебе не на велосипеде кататься. Тут не полетишь птичкой, крича: "Совсем нетрудно!" Больше похоже на те долгие дни, когда папа бежал рядом с тетей Таней и объяснял ей, как держать равновесие, а у нее ничего не получалось.

— Начинаем снова, — сказал брат. — Похоже, ты не поняла первого шага.

— Не могу больше, — Анна бросила карандаш на стол и наблюдала, как он катится по поверхности, даже не пытаясь его подхватить. Руди поймал карандаш у самого края стола.

— Прямо беда с тобой сегодня. Если не желаешь заниматься, у меня других дел полно, поинтереснее, что бы там папа ни говорил!

Давно уже Анна не замечала в голубых глазах Руди такого презрения, но она его не забыла. Опять брат думает — ну и балда! Она не балда, а просто беспокоится. Поди объясни ему, что за сложности. В таком деле Руди не помощник.

— Хорошо, еще одна, последняя попытка, — какой у него противный, холодный голос. — Или расскажи мне, чем занята твоя голова, видно же, что-то тебе мешает заниматься. И как раз, когда я…

Он замолчал и шумно выдохнул.

— Когда ты? — на мгновение любопытство взяло верх над отчаянием.

— Ну, когда ты стала все так быстро усваивать. Я уже гордиться тобой начал. Еще немного, и стала бы первой ученицей. Но если тебе все безразлично, мне тоже наплевать.

Брат встал. Ну вот, уплывает последняя возможность объяснить. Анна принялась собирать учебники, она была полна жалости к самой себе. И вдруг, она даже не сообразила как, у нее вырвалось:

— Неправда, я ужасно хочу заниматься. Только это все из-за… из-за танцев.

— Танцев? — повторил Руди, в холодных голубых глаза по-прежнему ни капли жалости.

— В пятницу все девятые классы пойдут на танцы по случаю Рождества, — унылым голосом сообщила девочка. — У них часто бывают танцы и чай в четыре часа или просто танцы в классе, многие ребята ходят, но я танцевать не умею и обычно не хожу. Мэгги тоже. А Паула и Сюзи ходят каждый раз.

— И? — брат снова уселся.

— На этот раз идут все. Кое-кто даже парочками. И Мэгги собирается, она на меня насела и не слезает — иди да иди. А Сюзи сказала…

Голос Анны дрогнул.

— Сказала что? — безжалостно требовал ответа брат.

— "Не хочу говорить гадостей, но…" Сюзи и впрямь не пытается обидеть. Она говорит гадости, но сама не понимает, до чего обидно они звучат…

Гретхен заглянула в комнату, прислушалась и подошла поближе. Анна закрыла лицо руками, пусть не смотрят на ее слезы. С чего она стала рассказывать? Смысла ведь нет!