Слышишь, Кричит сова! - [4]

"Какой бор? Откуда бор?" - закричало у него внутри, и он обессиленно осел на стул. Шум пропал, как не было.

В чистом окне ("Какая ветка? Девятый этаж!" - мелькнуло в голове) на фоне оседающего в закат солнца черными пушечными стволами уперлись в небо четыре трубы, увенчанные подсолнуховыми коронками рыжего дыма. Химзавод. Первая очередь. Слева белыми кораблями уплывают в закат многоэтажные громады с пламенеющими от последних лучей окнами - красиво и больно смотреть.

Он подался вперед, к окну. Справа от химзавода - между корпусами его и кольцевой дорогой - узенькой полоской протянулся лесок, не лесок даже, а так - лесишко, в глупой надежде уцепившийся корнями за землю, которая уже не принадлежит ему. Три года назад он, этот сегодняшний лесишко, жалкий остаток, темными шуршащими валами укатывал за горизонт. "И впрямь был дикий бор",подумалось. Но прогресс - штука серьезная: плывут теперь до горизонта белые громады, дымят день и ночь трубы химзавода, в чьих цехах рождается то, что за миллионы лет не сумела создать природа, создавшая этот лес. Бывший лес. Совсем бывший, хотя и цепляется из последних своих силенок за клочок у кольцевой дороги.

Правда, до вчерашнего дня лесишко еще мог надеяться выжить - стать на худой конец если не парком культуры и отдыха, то хотя бы сквериком. Но кто-то умный подвел итог вспыхнувшим было спорам: "Природа не храм, а мастерская. И снявши голову, по волосам не плачут.

Сколько там кислорода давал гектар леса, я не знаю, а вот по производству азотной кислоты город план перевыполнил. Кислорода, слава богу, хватает, и если бы этот лес азотную кислоту давал, тогда другое дело..." Фу, черт побери, вроде отошло. Он присел к столу, взял рейсфедер работы оставалось немного, еще несколько линий и планировка корпусов второй очереди химзавода вчерне закончена - стоять они будут вплотную к кольцевой дороге...

И тут, как туманный мазок по оконному стеклу,, промелькнула серая тень-и истаяла. Но в этот неуловимый миг, словно время внезапно застыло, он успел разглядеть ее янтарные, словно подсвеченные изнутри, недвижно круглые глаза, распахнутый в беззвучном крике клюв... Тень истаяла, и стих царапнувший слух неслышимый вскрик...

"Тьфу, наваждение",- передернул он плечами. Провел линию, стараясь сосредоточиться, но беспокойство не уходило. Началось это недели три назад. Воскресным утром забрел он в зоопарк - зачем? Так просто. Детишки галдели у обезьянника. Лев равнодушно спал, повернувшись к глазеющим наименее приличной частью. В птичьем вольере здоровенные попугаи возмущенно трещали клювами на расхрабрившихся воробьишек - воробьи, конечно, побаивались, но зерно таскали исправно прямо из-под носу заморских собратьев. Все это было интересно, но не очень.

Что-то как будто тащило его мимо, ненавязчиво, но настойчиво- он это понял только потом. А сейчас, прошагав мимо всяческой экзотики, он неожиданно для себя остановился у клетки, в которой по невидимому и точному кругу диаметром в два метра безостановочно бежал серый худой зверь. Глядя прямо перед собой, не обращая никакого внимания на выкрики столпившихся у клетки людей, волк йчал по одному ему видимому кругу к одному ему видимой цели.

- За время, что он тут сидит, а вернее, бегает,- заметил кто-то из зевак,- он землю, наверное, раза три обежал! Чемпион!

В толпе засмеялись. Кто-то откликнулся: "Надо бы спидометр ему поставить!" А волк бежал, бежал по своему бесконечному кругу, каждые пять секунд возвращаясь к тому месту, от которого начал свой нескончаемый бег. А он вдруг подумал, что каждый рано или поздно прибежит к той единственной, никому не известной точке, где начинался его круг...

Потом волк пришел к нему домой, глубокой ночью - он уже спал. Волк вежливо, но настойчиво растолкал его и сказал: - Хочешь, покажу фокус? Смотри.

Окно, в сторону которого волк небрежно махнул лапой, неожиданно раздалось в ширину и высоту, и через мгновениe никогда не виденный пейзаж открылся ему: до самого горизонта, одна к одной, во все стороны на сколько хватает глаз, частокол высоченных труб стоял ровными, как солдатские, шеренгами, уходя макушками в низко плывущие по серому небу рыжие тучи дыма. И резкий запах рванул ноздри. А окошко затуманилось и тут же посветлело, распахнувшись в необъятную, необозримую пустоту.

И вдруг он увидел вдалеке небольшой, ощетинившийся иголками шар, невесомо плывущий в пустоте. "Еж, что ли?" - пронеслась мысль, но, вглядевшись, понял и почему-то не удивился нисколько: он на космическом корабле, и в иллюминаторе никакой не еж, а шар земной, утыканный трубами, плывет по путям своим, кутаясь в рыжую дымку.

Не успел он как следует разглядеть "ежа", как вдруг на поверхности шарика стало происходить что-то непонятное - и в несколько мгновений "еж" был острижен наголо, а еще через мгновение засверкал отполированно, как бильярдный шар.

Снова помутнело окошко и он зажмурился от внезапно ударившего в зрачки ослепляющего света. А когда решился чуть приоткрыть веки, увидел, что во все стороны уходит нестерпимо сверкающая в лучах низкого солнца никелированная пустыня - и он стоит в самом центре ее.