Слышишь, Кричит сова! - [17]

В передней звякнул звонок. Сережка пошел открывать.

Из прихожей послышался Машин голос. Алексей прислушался.

- Вы уж извините, Сергей Григорьевич. Боюсь не заболел ли мой оболтус - плетет что-то непонятное. Так я подумала...

- Давайте его сюда.

- Где, говорю, эту штуку взял? А он - приснилась! И так, и сяк,может, подарил кто-нибудь, спрашиваю, или, не дай бог, стащил где-нибудь? А он свое - приснилась и все! Ну, что ты с ним будешь делать?

- Да вы заходите,- сказал Сережка.- Что, так и будем через порог разговаривать?

- Вы уж посмотрите его, Сергей Григорьевич, а я сбегаю к себе, керогаз горит.

- Ладно, ладно,- успокоил ее Сережка,- сейчас посмотрим.

- Ну, заходи, заходи, старик, - говорил Сережа, ле гонько подталкивая неожиданного пациента.

Васька робко поздоровался с Алексеем и потупился.

- Ну-ка, клади свое богатство сюда,- скомандовал Сережка,- и садись.

Васька поставил на краешек стола квадратный ящичек матово-серого цвета и застыл столбом. Но доктор Сергей Григорьевич не подкачал. И через минуту Васька стал рассказывать охотно и подробно. В общем, по его словам, дело было так. Сидел себе парень за столом и честно готовил уроки. Вдруг что-то как трахнет (Сережка быстро взглянул на Алексея). Когда струхнувший Васька огляделся, он увидел, что сидит в какой-то совершенно незнакомой и очень большой комнате, опутанной разноцветными проводами, как паутиной. Какие-то люди в белых водолазках (Васькино определение) щелкали выключателями, беззвучно переговаривались и вообще вели себя спокойно, хоть и не очень понятно. Один из них, не обращая никакого внимания на Ваську, поставил перед ним на стол небольшой ящичек и отошел. Васька совершенно успокоился, поскольку ему стало совершенно ясно - все это снится. Он с интересом разглядывал незнакомую обстановку и даже собрался походить по комнате - но тут, к сожалению, чтото снова грохнуло, и он проснулся. А проснувшись, увидел, что ящичек по-прежнему стоит на его столе, только почему-то съехал к самому краю. В общем, на тот счет, что ящичек достался ему из собственного сна, у Васьки не было никаких сомнений, потому он и объяснил матери коротко и, на его взгляд, исчерпывающе точно: приснился...

Сергей дотошно выпытывал у Васьки подробности, пока тому не надоело повторять одно и то же, и он попросил: - Дядя Сережа, давайте я вам другой сон расскажу.

- Какой еще? - не сразу понял Сергей.

- А как меня собака чуть не укусила.

- А, нет, это как-нибудь в другой раз,- спохватился Сергей, и тут вмешался Алексей: - Вася, а ты не помнишь случаем, сколько было времени, когда ты заснул?

- Не,- сказал Васька,- не знаю. После школы, в обед.

Васька подумал и добавил: - А когда снова треснуло, дядя Петя приехал на мотоцикле. А, может, это он меня разбудил? У него глушитель барахлит.

Васька совсем освоился, но Сергей, не церемонясь, сказал: - Вот что, старик, дуй-ка домой и спать ложись пораньше. А эту штуку пока оставь, посмотрим, что это такое.

Закрыв за Васькой дверь, Сергей еще из прихожей спросил: - Тоже галлюцинация?

Он присел к столу и, поглаживая Васькин ящик, продолжал: - Итак, что мы имеем? Вариант первый: два психа - одному двадцать четыре, второму восемь. Вариант возможный, хотя меня лично он не устраивает. Вариант второй: преступный сговор доктора Гриценко с второклассником Васькой с целью заморочить голову некоему лицу, то есть тебе.

Сергей продолжал трепаться, пытаясь побороть собственную растерянность. (Сейчас, годы спустя, Алексей, помня до мельчайших подробностей тот удивительный день, вдруг подумал совсем о другом: о том, как он сам выглядел во всей этой истории. И сравнение, пришедшее на ум, выглядело при всей своей обидности совершенно справедливым, потому что с самого начала он действительно повел себя, как страус. Интуитивно почувствовав в рассказанном Сергеем опасность здравому смыслу, он инстинктивно сунул голову в песок безразличия. Или, если говорить точно, ухватился за самое удобное объяснение - галлюцинация - вместо того, чтобы попытаться вникнуть а невероятный факт. Собственно, многим свойственно закрывать глаза на факты, которые представляются им неприемлемыми с точки зрения здравого смысла, или же с этой точки зрения их объяснять. У Шекли даже есть специальный термин для этого психологического явления "пансаизм": Дон-Кихот считает ветряную мельницу великаном, а Санчо Панса считает великана ветряной мельницей. Донкихотство можно определить как восприятие обыденных явлений в качестве необычного, пансаизм же - это когда необычайное воспринимается как обыденное... А целая компания французских академиков во главе с самим Лавуазье в свое время очень точно сформулировала принцип отношения к неприемлемому и невероятному: "Этого не может быть, потому что этого не может быть!" Удивительная логичность помянутой формулы вызывает ироническую ухмылку ровно до того случая, когда ухмыляющийся столкнется нос к носу с чем-то абсолютно невероятным.) Вообще-то при случае можно с достаточным апломбом порассуждать о прямом и обратном ходе Времени, о темпоральных параллелях, о сдвигах, перепадах и даже о моменте вращения времени, доказывать или с равным успехам отрицать возможность путешествия в прошлое или будущее. Можно даже прослыть знатоком проблем и гипотез, которые столь успешно решают отважные герои и не менее отважные авторы фантастических сочинений и перед которыми в тупик становятся ученые, тоже не отличающиеся трусостью, но связанные тем пониманием сложности проблемы, которое отнюдь не обременяет дилетантов. Но вот когда доходит до дела...