Служитель египетских богов - [4]

— К утру он умрет. Не в наших силах ему помочь. Нужно сказать жрецам Анубиса, чтобы они приготовились.

— Я буду здесь, — произнес Сенх так же ровно и бесстрастно, как говорил до сих пор.

— Видимо, так, — ответил Аменсис, пользуясь предлогом покинуть раба, одно присутствие которого вселяло в людей беспокойство. Жрец стремился вернуться под крышу Дома Жизни, где все же жила надежда.

«Служа при Доме Жизни, я не мог скрыть ни своего имени, ни своего прошлого, да и не пытался это сделать. Я не мог нигде спрятаться, даже если бы захотел. Впрочем, тогда в том не было необходимости. Аменсис внес мое имя в свои книги, то же исправно проделывали и прочие иерархи. Это меня ничуть не смущало, ибо таков был обычай. Тебе может показаться это странным (мир все-таки очень сильно переменился), но в Египте в то время верили, что бессмертие возможно, если исполнять определенные ритуалы. То, что я, чужеземец, выживаю среди скверны и нечистот благодаря своей особой природе, не вызывало в большинстве случаев ненависти у жрецов Имхотепа. Только позже, намного позже, я понял свою ошибку и научился простой истине: если хочешь жить — скрывай свое имя, прошлое и таи свою сущность.

Много лет я выхаживал умирающих почти так же, как хороший фермер выхаживает цыплят, хотя эти несчастные значили для меня меньше, чем жреческие песнопения. Время от времени я брал то, что мне требовалось, у тех, кто уже не понимал, что вокруг происходит, или кому было уже все равно. Предпочтение отдавал страдальцам, погруженным в сладостный сон, потому что их видения питали меня точно так же, как кровь. Но чаще всего я довольствовался козами, которых ко мне приводили, это был корм, только корм, и качество его не имело значения. И поныне помню, как я начал меняться: воспоминания свежи, словно музыка, прослушанная вчера. Не важно, как давно это было, ведь прошлое не отстает от меня и никогда не оставит в покое. Я имею в виду бурные годы, последовавшие за голодом во времена правления Тутмоса III. Я все чаще и чаще бывал предоставлен самому себе, так как некоторые жрецы побаивались меня и даже хотели отдать в храм Анубиса, чтобы, я возился там с мертвыми. Но Нептмоз, иерарх, сменивший Аменсиса, оказался человеком практичным: он понимал, что ему никогда не найти мне равноценной замены, и потому не хотел расставаться со мной.

Однажды к нам поступил ребенок, девочка не старше семи или восьми лет, которую укусила бешеная собака. Жрецы натерли ее бычьим жиром, как всегда поступали в таких случаях, а затем принесли ко мне. Они знали — девочку не спасти. Она, конечно, тоже понимала, что происходит: именно это и делало ситуацию невыносимой».

Лицо ее блестело от пота, а на губах запеклась корка высохшей пены.

— Я умру? — спросила она, останавливаясь возле низкой лежанки и глядя в глаза раба.

— Да, — кивнул Сенх.

Девочка опустилась на тюфяк и уставилась в стену.

— Скоро?

Ответ раба удивил ее не меньше, чем его самого.

— Надеюсь, что да.

Она метнула в него укоризненный взгляд.

— Почему ты так говоришь? — В глазах ребенка было больше гнева, чем страха. Ее ужас выдавали лишь руки: они дрожали, хотя она изо всех сил прижимала их к бокам.

— Потому что умирать тяжело, — сказал Сенх.

— Значит, ты мне желаешь добра, — подумав, решила она. — У меня есть два брата.

Сенх промолчал.

В полной тишине девочка поднесла руку к губам и принялась грызть ногти, и без того обгрызенные.

— Если я выживу, они позволят мне выйти замуж? — спросила она через несколько минут.

— Ты не выживешь, — сказал Сенх.

Снова наступило молчание.

— Мне жаль, — произнес Сенх, с огромным трудом выдавливая из себя слова. — Я могу сделать так мало.

Перед закатом солнца у нее случился очередной приступ, а ночью еще два, и каждый был продолжительней предыдущего. Сенх придерживал девочку и не отпускал, как она ни вырывалась и ни брыкалась.

— Еще день ей не прожить, — сказал один из жрецов, проходя мимо Сенха утром. — Храни нас Имхотеп! Она тебя укусила!

— Пустяки, — сказал Сенх и нахмурился, заметив на плече ранку.

— Ты тоже сойдешь с ума. — Жрец в испуге попятился. — Ты заразился ее безумием.

— Нет, — сказал Сенх. Он попытался вспомнить, когда больная укусила его, но так и не вспомнил, а лишь рассеянно стер с плеча капельки крови. — Это не повредит мне.

Жрец служил в Доме Жизни недавно, но успел наслушаться всякой всячины об этом загадочном чужаке, которого все за глаза звали демоном. Ему рассказывали, как во время мора Сенх пестовал умиравших. Их скопилось так много, что шагу ступить нельзя было, но болезнь обошла его стороной. Очевидцы клялись, что и эпидемии лихорадки, время от времени валившие с ног египтян, также не трогали Сенха. А те, что брили рабов, утверждали, будто волосы у демона растут гораздо медленнее, чем у прочих людей, и что, несмотря на почтенный возраст, у него нет ни проблеска седины. Жрец с беспокойством разглядывал чужеземца.

— Откуда такая уверенность? Разве ты можешь знать, что не сойдешь с ума?

— До сих пор ведь не сошел, — ответил Сенх. Он секунду смотрел прямо в глаза жрецу, потом отвел взгляд. — Я должен идти. Больную нельзя оставлять одну. — Чужак повернулся и пошел прочь — ни один раб не осмелился бы на такое. Он пересек двор уверенно, не глядя по сторонам. Никто не догадывался, какую муку ему причиняет солнечный свет.