Служить театру честно. Записки артиста Мариинского театра - [12]

Знаете, как Макаров стал солистом и всего добился? После урока, когда все уже собирались и уходили, он просил пианиста-концертмейстера Будунова — блестящий, кстати, был концертмейстер — еще ему сыграть. И он танцевал все вариации подряд: и «Лебединое», и «Спящую», и «Щелкунчик»… Сначала было смешно. Потом все привыкли. И вот так, сумасшедшим трудолюбием, он добивался и добивался своего, нарабатывал технику, уверенность. Он был тяжеленный, мускулистый, высоченный — ему эту «махину» было трудно провернуть. К примеру, туры в воздухе — они требуют подняться на полупальцы, оттолкнуться, «забраться» повыше в воздух и потом там провернуться. Такие прыжки с поворотом должны обязательно исполняться на приличной высоте. И Макаров над всем этим без устали работал. Сейчас, кстати, многое уходит, не все артисты соблюдают правила исполнения движений, теряются их форма и суть.

Кроме того, что я танцевал, некоторое время я был в театре в цехкоме балета. Была у меня в этой «должности» такая история. На труппу начал ставить свои первые опыты Борис Эйфман. Ребята мне сказали, что в определенное время в репетиции должен быть перерыв. Я подошел, как представитель труппы, к Эйфману. Он на меня набросился, что у него самый творческий процесс. Но ребята меня поддержали, и перерыв был. А то ведь Эйфман, он может и без перерывов. Потом меня выбрали в местком. Там был еще Борис Штоколов, другие видные артисты оперной труппы, и от балета — я.

Мы часто ездили в Москву с гастролями. Один раз в Москве был такой случай. Балетную труппу поселили в разные гостиницы, меня и многих других артистов — далеко от площадки. Правда, гостиница была хорошая, жили по двое в номере, комфортно и свободно. С нами поехало три администратора. И вот, как-то раз, оставалось меньше часа до спектакля — это была «Спящая красавица» — мы еще не отправились, а ехать было долго. Танцевали, по-моему, в Кремлевском дворце. Мы выступали всегда или там, или в Большом. У нас в гостинице жили король с королевой, феи, — пролог ведь с них начинается. И много кто еще, кто был занят в спектакле.

Выяснилось, что наш автобус сломался. Помню, я попросил открыть мне дверь, выбежал на улицу. Подбежал к другим автобусам, попросил: «Мужики, помогите, мы — «кировцы», из Ленинграда». Дал свои деньги. И один из них нас отвез к театру, мы приехали вовремя. На следующий день меня вызвал директор и сказал: «У меня три администратора, а работал ты». И когда я уходил на пенсию, мне предложили остаться администратором, третьим. Первый, помню, был полковник КГБ. Второй — Бахрак — хороший профессионал. Я отказался, не хотел под всех солистов подстраиваться, хотя, конечно, видел, что у администраторов и связи, и билеты. Но меня тянуло к педагогике.

В труппе, кстати, еще были такие люди — можно их назвать «сопровождающие» — которые ездили с нами на гастроли. Это были представители «органов». Такой представитель мог в любой момент зайти в гримерную или в номер, если мы что-то праздновали или отмечали день рождения, слушали наши разговоры. На этот момент нельзя было в те годы не обращать внимание. В сталинские времена мамину двоюродную сестру посадили на десять лет за анекдот. Помню, мы сидели в гримерке, Юра Соловьев, я, Сашка Шавров, кто-то еще, и кэгэбэшник зашел. Посмотрел, мы не отреагировали. Он ничего не сказал и просто вышел.

Глава 4 Гастроли. Заграничные впечатления. Встречи

С театром мы много ездили на гастроли за границу. Первая моя поездка — мне было 19 лет — это был Египет, Каир и Александрия в 1959 году. Тогда Сергеева и Дудинскую сняли, а Григорович поехал как исполняющий обязанности худрука. Я был занят в «Каменном цветке», в основном составе, и повезли как раз этот спектакль. Дальше в 1960 году была Америка, в 1964-м — Франция, Англия, — много всего. Первые американские гастроли длились четыре месяца, вторые, через год — снова четыре месяца.

Я ездил в тот Париж, в котором Рудик Нуриев остался, и жил с ним гостинице. Нас тогда расселили в трех гостиницах. Мы были в одном номере с Васькой, мужем Сафоновой, он был младше ее на пятнадцать лет. Дудинская с Сергеевым тоже поселились в нашей гостинице. Рудик сначала жил с Юрой Соловьевым. Возможно, между ними случилась какая-то двусмысленная ситуация. Юра ничего такого прямо не говорил, он вообще был очень скрытный. И на собраниях, или где-то еще — особо не высказывался. Он вырос в очень простой провинциальной семье, отец его был простым станочником, это наложило на Юру определенный отпечаток.

И еще Юра был человеком глубоко порядочным. Я его хорошо знал. В одном фильме про Нуриева я услышал, что Соловьев, якобы, на него «стучал». Уверен, это неправда, такого быть не могло. Мы с Юрой дружили, очень хорошо друг друга знали, неоднократно жили в одном номере, ездили вместе на рыбалку. Учились с разницей в один класс. Я головой мог поручиться, что он такого не мог сделать.

Трудно сказать, от чего Юра умер. Это случилось внезапно. Меня вызывали на беседу в связи с его кончиной. Мне кажется, на него не очень хорошо влиял Саша Шавров. Юра пил — этого я не могу отрицать. Последнее время мог и на репетицию прийти, выпив накануне немало водки — например, на генеральную «Щелкунчика». Он был невероятно крепкий, его не «мотало», он танцевал на генеральной вариацию в полную силу, под аплодисменты.